- Ты посылал за мной, папа? - спросила Кэт, входя в зал.
- Да, Кэтрин.
Мистер Воган говорил с дочерью непривычно торжественным тоном. Уж одно то, что отец назвал ее полным именем, ясно говорило, что он настроен чрезвычайно серьезно.
Он указал ей на кресло напротив себя:
- Выслушай меня, дочь моя. Я должен поговорить с тобой о важном деле.
Девушка послушно опустилась в кресло. На лице ее появилось то выражение, какое бывает у пациента перед врачом или у нашалившего ребенка, выслушивающего родительские нотации. Но не так-то легко было подавить присущую Лили Квашебе жизнерадостность. Напыщенность отца, вместо того чтобы настроить на серьезный лад, произвела на нее совершенно иное действие. Уголки ее губ слегка дрогнули, как будто она силилась сдержать невольную улыбку.
Отец это заметил.
- Послушай, Кэтрин, - сказал он уже тоном упрека, - я позвал тебя не для шуток. Я хочу, чтобы ты отнеслась к тому, что я тебе сейчас скажу, с полной серьезностью.
- Ах, папа, но я же понятия не имею, что именно ты собираешься мне сказать! Что случилось? Надеюсь, ты здоров?
- Мое здоровье не имеет никакого отношения к теме нашей беседы. На состояние нашего здоровья нам с тобой, слава Богу, жаловаться не приходится. Но речь идет не о нем. Речь идет о нашем благосостоянии, о наших денежных делах, - ты понимаешь, Кэтрин?
Он произнес последние слова с особой внушительностью.
- Неужели, папа, у тебя денежные неприятности? Ты потерпел убытки?
- Нет, дитя мое, - отечески сказал мистер Воган. - По счастью, - а может быть, и благодаря моим стараниям, - у нас все благополучно. Нет, Кэтрин, речь идет о барышах, о выгоде, а не об убытках. И тут ты можешь мне помочь.
- Я? Что ты, папа! Я ничего, совсем ничего не смыслю в делах.
- Для тебя, Кэтрин, это не дела, а одно развлечение, - рассмеялся мистер Воган. - По крайней мере, я так надеюсь.
- Развлечение? Ах, папа, скажи скорее, какое развлечение? Ведь я до них большая охотница!
- Кэтрин, ты знаешь, сколько тебе лет?
Отец снова принял торжественный вид.
- Ну, разумеется, папа. Мне уже исполнилось восемнадцать.
- А известно ли тебе, о чем полагается думать девушке в таком возрасте?
Кэт не понимала или делала вид, что не понимает, на что намекает отец.
- Ну, Кэт, ты же отлично знаешь, что я имею в виду, - шутливо сказал мистер Воган.
- Право, папа, ума не приложу, о чем ты говоришь. Я бы сказала прямо, если бы знала. У меня нет от тебя секретов.
- Я знаю, Кэт, ты у меня хорошая дочь. Но есть девичьи секреты, которые даже отцу не открывают.
- Папа, но, право же, мне нечего скрывать. Объясни, о чем ты спрашиваешь.
- Послушай, Кэт. Обычно девушки твоего возраста... и это вполне понятно и естественно... ну, в общем, они начинают думать о молодых людях.
- Ах, вот ты о чем! Тогда могу ответить тебе: да, папа, я думаю об одном молодом человеке.
- Вот как! - Мистер Воган был приятно удивлен. - Он уже занимает твои мысли?
- Да, папа, - наивно ответила Кэт. - Я все время думаю о нем.
- Гм... - Мистер Воган несколько опешил от такой полной откровенности. - С каких же пор это началось?
- С каких пор? - повторила Кэт задумчиво. - Со вчерашнего дня - сразу, как только я увидела его после обеда.
- Во время обеда, ты хочешь сказать, - поправил ее отец. - Впрочем, очень может быть, что в первые минуты знакомства ты еще ничего не почувствовала. Это бывает. Мешает неловкость, смущение. - Отец радостно потирал руки, не замечая озадаченного выражения на лице Кэт. - Значит, он тебе нравится? Скажи, Кэт, нравится?
- Ах, папа, очень! Еще никто никогда мне так не нравился, если, конечно, не считать тебя, милый папа!
- Это совсем другое дело, глупышка. Дочерняя привязанность - одно, а любовь к молодому человеку - другое. Всякому свое. Ну, раз ты у меня такая умница, то слушай: я приготовил тебе приятный сюрприз.
- Скажи, скажи скорее, папа!
- Уж не знаю, говорить ли... - Мистер Воган шутливо потрепал дочь по щеке. - Во всяком случае, не сейчас, а то ты от радости Бог знает что натворишь.
- Ну, папа! Ведь я ответила тебе на твой вопрос, теперь твоя очередь. Ну скажи, что за сюрприз?
- Хорошо, дочка, скажу. - Мистер Воган наклонился к дочери и произнес почти шепотом: - Он отвечает тебе взаимностью, ты ему нравишься.
- Боюсь, что нет, - сказала вдруг Кэт грустно.
- Уверяю тебя! Он влюблен по уши. Это было видно сразу. Слепой бы и то заметил. Но влюбленные девушки, должно быть, видят хуже слепых. Ха-ха-ха!
Лофтус Воган разразился долгим хохотом, довольный собственной шуткой. Он был в восторге. Его заветная мечта близилась к осуществлению. Монтегю Смизи влюблен в его дочь, а Кэт призналась, что неравнодушна к Смизи, что он ей нравится. Но что значит «нравится»? Она тоже влюблена, это ясно!
Насмеявшись вдоволь, Лофтус Воган снова заговорил:
- Да, детка, ты просто слепа, если ничего не заметила. Ведь по всему видно, какое ты произвела на него впечатление.
- Нет, отец, по-моему, мы произвели на него плохое впечатление. Он слишком горд, чтобы...
- Что ты еще выдумала! «Слишком горд»! Просто у него такая манера держаться. Я уверен, что он никакой гордости перед тобой не выказывал.
- Я его не обвиняю... - Кэт продолжала говорить все с той же серьезностью. - Он не виноват. Твое обращение с ним... - теперь я могу сказать тебе это прямо, папа, я знаю, ты не рассердишься, - твое обращение с ним задело его самолюбие, оскорбило его гордость.
- Ты просто бредишь, Кэт! Обойтись с ним лучше, чем я, просто невозможно! Я сделал все, чтобы оказать ему самое широкое гостеприимство. А относительно его гордости - это все чепуха. Напротив, он вел себя очаровательно. Право, трудно вести себя любезнее и обходительнее, чем мистер Смизи!
- Мистер Смизи?
Появление в эту минуту самого мистера Смизи помешало Лофтусу Вогану заметить, каким тоном дочь произнесла это имя и какое выражение было у нее на лице. Если бы разговор их не был так неожиданно прерван, мистер Воган услышал бы от Кэт совсем не то, что ожидал, и сел бы завтракать не с таким превосходным аппетитом. Повернувшись к гостю, он не только не заметил тона и выражения лица девушки, но даже пропустил мимо ушей то, что она проговорила вполголоса:
- А я была уверена, что мы говорим о Герберте!
Глава XXXIV. В ОЖИДАНИИ ЛЮБИМОЙ
После ухода Герберта и Квэко отряд Кубины по команде своего начальника разбился на группы по два и по три человека, которые разошлись в различных направлениях, исчезнув в зеленых зарослях так же бесшумно, как и появились. На поляне остались лишь Кубина да беглец, сидевший, скорчившись, на бревне под деревом. Несколько минут предводитель маронов стоял, опершись о ружье, которое ему принес один из людей его отряда, и озабоченно смотрел на пленника. Кубину терзали сомнения: как поступить с несчастным? Это была сложная проблема. Беглец с самого начала понравился Кубине, а теперь, когда он как следует рассмотрел благородные черты молодого фулаха, для него все более нестерпимой становилась мысль, что он обязан вернуть раба в руки жестокого хозяина, клеймо которого было выжжено на груди страдальца.
