Еще через минуту, после двух-трех пронзительных протяжных гудков, заработал винт парохода, за кормой забурлила белая пена, и «Аляска», величественно рассекая зеленые воды Балтики, покинула Стокгольм. А собравшиеся на берегу провожали ее громкими криками, размахивая платками и шляпами. Эрик Герсебом отдавал распоряжения с командного мостика. Бредежор и доктор, облокотясь на перила левого борта, посылали приветствия Кайсе и Ванде, стоявшим на молу. Маляриус, уже почувствовав мучительное недомогание, поспешил к себе в каюту.
Целиком поглощенные мыслями о предстоящей разлуке, ни пассажиры, ни провожающие не заметили появления Тюдора Броуна. Поэтому доктору не удалось скрыть своего удивления, когда, обернувшись, он вдруг увидел старого знакомого, поднимающимся на верхнюю палубу. Тот шел навстречу, засунув руки в карманы, в том же самом нелепом костюме, с тем же самым цилиндром, словно накрепко приклеенным к голове.
— Хорошая погода,— буркнул Тюдор Броун вместо приветствия.
Доктор немного помолчал, надеясь, что этот странный тип попытается хотя бы извиниться и объяснить свое поведение. Но, убедившись, что его ожидания напрасны, Швариенкрона перешел в наступление.
— Так что ж, сударь, выходит, что Патрик О'Доноган вовсе не умер, как вы утверждали! — воскликнул он со свойственной ему горячностью.
— В том следует еще убедиться,— ответил иностранец с непоколебимым спокойствием.— Я потому и присоединился к экспедиции, чтобы все выяснить самому,— Он повернулся спиной и, считая, по-видимому, подобное объяснение вполне достаточным, принялся шагать взад и вперед по палубе, насвистывая свой излюбленный мотив.
Эрик и Бредежор с неослабным интересом следили за этой сценой. Впервые увидев Тюдора Броуна, оба разглядывали его очень внимательно, гораздо внимательнее, чем доктор. Они заметили, что новый пассажир, намеренно подчеркивая свое равнодушие, временами украдкой окидывал их взглядом, словно желая проверить, какое он произвел впечатление. Не сговариваясь между собой, Эрик и Бредежор притворились, будто не обращают на него никакого внимания. Но вскоре, встретившись в салоне, куда выходили двери кают, молодой офицер и адвокат стали держать совет.
Для чего Тюдору Броуну понадобилось объявить о смерти Патрика О'Доногана? И какую цель преследовал он теперь, отправляясь в плавание на «Аляске»? Они видели перед собой человека, который сначала по собственному почину пришел сообщить о гибели Патрика О'Доногана, а после того, как его показания были опровергнуты самым непредвиденным образом, навязался в участники спасательной экспедиции! Отсюда друзья сделали заключение, что Тюдор Броун преследовал какие-то личные интересы, и самый факт его визита к доктору Швариенкроне указывал на зависимость этих интересов от поисков, предпринятых доктором.
В конце концов все трое пришли к мысли, что в их расследовании Тюдор Броун мог бы сыграть не меньшую роль, чем Патрик О'Доноган. Как знать, не владеет ли он уже сейчас ключом к загадке, тем самым ключом, который они разыскивали так долго и тщетно? Но в таком случае как отнестись к его присутствию на корабле — радоваться или опасаться? Бредежор склонялся к последнему: и поведение, и облик рыжего субъекта внушали ему подозрения. Доктор, напротив, допускал искренность поступков Тюдора Броуна, который, при всей своей эксцентричности, мог иметь честные намерения.
— Если ему и в самом деле что-либо известно,— рассуждал доктор,— то близость в отношениях, неизбежно возникающая при совместном путешествии, рано или поздно заставит его разговориться. В таком случае нам даже повезло, что этот господин находится среди нас!
Что до Эрика, то он даже не решался выразить чувство, охватившее его при виде такого, мягко выражаясь, странного типа,— не просто отвращение, а ненависть, инстинктивное желание наброситься на него и вышвырнуть за борт. Юноше казалось, что этот человек каким-то роковым образом связан с трагедией его жизни. Но Эрик покраснел бы от стыда, если бы, поддавшись своему предубеждению, высказал свои мысли вслух. Поэтому ограничился замечанием, что никогда не принял бы на борт Тюдора Броуна, если бы имел право голоса в этом вопросе.
Как вести себя с подозрительным пассажиром? Тут мнения опять разошлись. Доктор полагал, что разумнее всего наладить с ним дружеский контакт, чтобы заставить его разговориться. Бредежор, как и Эрик, испытывал непреодолимое отвращение к подобной комедии, да и к тому же трудно было поручиться, что и у самого доктора хватит выдержки довести ее до конца. Поэтому решили предоставить самому Броуну и последующим событиям наметить ту линию поведения, которой следовало придерживаться.
Долго ждать не пришлось. Ровно в полдень гонг ударил к обеду. Бредежор и доктор направились в кают-компанию. Англичанин сидел уже за столом в своем неизменном головном уборе, не проявляя ни малейшего желания вступить в разговор с соседями. Грубость его превосходила все границы и делала бесполезным всякое возмущение. Он, казалось, не имел ни малейшего понятия об элементарных правилах вежливости: первым накладывал себе кушанья на тарелку, выбирая лучшие куски, ел и пил с жадностью людоеда. Два или три раза капитан и доктор обращались к своему соседу с вопросами, но тот либо вовсе не удостаивал их ответом, либо нехотя кивал головой.
После обеда Тюдор Броун, развалившись в кресле и ковыряя во рту огромной зубочисткой, обратился к капитану Марсиласу с вопросом:
— Какого числа мы будем в Гибралтаре?
— Надеюсь, девятнадцатого или двадцатого,— ответил тот.
Бесцеремонный пассажир вытащил из кармана записную книжку и посмотрел на календарь.
— Значит, двадцать второго — на Мальте, двадцать пятого — в Александрии и к концу месяца — в Адене,— пробурчал он себе под нос.
Затем иностранец вышел из-за стола, поднялся на палубу и принялся шагать взад и вперед по югу.
— Нечего сказать, приятного попутчика подобрал для нас комитет! — не удержался от замечания капитан Марсилас.
Бредежор собрался было ему ответить, но страшный шум, раздавшийся на верху трапа, прервал его на полуслове. Послышались крики, лай, неясный гул голосов. Все поспешно поднялись и устремились на палубу.
Виновником переполоха оказался большой гренландский пес Клаас. Должно быть, физиономия Тюдора Броуна не внушила ему симпатии: завидев прогуливавшегося по юту незнакомца, пес сначала выразил свое недовольство глухим ворчанием, а затем попытался вцепиться неприятному пассажиру в ногу. Тюдор Броун тотчас же выхватил из кармана револьвер, намереваясь пристрелить собаку. Вовремя подоспевший Отто помешал ему и загнал Клааса в конуру. Завязался горячий спор. Броун, побледнев то ли от ярости, то ли от страха, хотел во что бы то ни стало убить пса. Тогда вмешался господин Герсебом, категорически возражая против расправы. Ссору прекратил капитан, попросив пассажира спрятать револьвер и потребовав, чтобы отныне собаку держали на привязи.
