Эми недоуменно переводила взгляд с нее на корыто. Старуха подняла брови, словно говоря:
– Все, что мы хотим сделать, – это устроить тебе ванну.
Эми знаком показала, что согласна, и тогда женщины, которые держали ее, отпустили ее руки. Эми и сама мечтала о ванне – возможно, больше, чем когда-либо в своей жизни. Поездка и до похищения была трудной, жаркой и пыльной, а борьба с бандитом лишь прибавила грязи.
– Я приму ванну, если Вы уберете всех отсюда, – сказала она старухе.
Ответом ей был лишь непонимающий взгляд. Эми сделала движение, включающее всех зрителей, а потом пальцем показала на выход из палатки.
Старуха покачала головой; черный платок, закрывающий ей лоб и спадающий на спину и грудь, смялся от этого движения.
Эми пожала плечами.
– Ну хорошо, Вы оставайтесь, – согласилась она. Старуха кивнула и показала в сторону девочки, которая принесла воду.
– Вдвоем останетесь? – уточнила Эми. Ей ничего не ответили.
Эми вздохнула.
– Ну ладно, – покорилась она, – пусть остальные уйдут.
Старуха хлопнула в ладоши и что-то сказала по-турецки. Женщины неохотно пошли к выходу, поминутно оглядываясь.
Эми осталась одна – вернее, со старухой и девочкой, которая достала из комода грубое полотенце, сложенное платье и еще что-то, похожее на кусок воска. Когда девочка подошла поближе, Эми разглядела, что это не воск, а самодельное мыло.
Обе женщины – молодая и старая – внимательно смотрели на нее, явно ожидая, когда же она начнет раздеваться.
– Отвернитесь, – приказала Эми, пальцем изобразив круговое движение.
Они даже не пошевелились.
Эми повернулась к ним спиной и начала снимать с себя превратившуюся в лохмотья одежду. Увидев корсет из китового уса, обе женщины воскликнули, а девочка вдобавок и захихикала. Эми так и не удалось самостоятельно снять его, и пришлось терпеть унижение, стоя неподвижно, пока девочка расшнуровывала завязки. Потом женщины внимательно наблюдали за тем, как она снимала чулки и нижнее белье, и, наконец, когда ее тело предстало пред ними, одобрительно, даже восхищенно, забормотали. Эми побыстрее прыгнули в воду, чтобы избавиться от оценивающих взглядов – вода оказалась значительно горячее, чем хотелось бы. Девочка вышла и тут же вернулась с ведром холодной воды, вылив его в корыто.
Эми было неловко принимать ванну в присутствии посторонних, но желание смыть с себя грязь оказалось сильнее смущения. Она намылилась странным мылом, которое на ощупь напоминало смолу и пахло сосной – запах сам по себе приятный, но очень уж отличный от тех, к которым она привыкла. Когда старуха собрала ее волосы и вынула из них оставшиеся шпильки, девушка не возражала. Она наклонила голову. Девочка намочила волосы, а старуха намылила их. При этом они оживленно болтали между собой, явно обсуждая их цвет: они казались им слишком светлыми – для турчанок это было необычно. Когда пришла пора смывать мыло, принесли теплую воду и поливали, до тех пор пока Эми не подняла руку и не встала из корыта.
Они вытерли ее грубым, царапающим кожу полотенцем и через голову накинули на нее легкое, почти прозрачное платье. Оно оказалось длинным – до пола, а рукава спустились до запястий. Появились туфли и вязаный пояс. Подпоясываясь, Эми незаметно оглядывалась по сторонам, ища возможности убежать.
Когда старуха подошла к ней, чтобы приколоть к волосам газовую накидку, на Эми снизошло озарение. Она похлопала женщину по плечу. Та взглянула на нее, и Эми открыла рот, изображая, будто ест что-то.
Женщина кивнула и сказала пару слов девочке. Та немедленно вышла, и Эми поняла, что пора действовать. Ванна освежила ее, придала сил и в то же время дала возможность выработать тактику действий. Едва старуха наклонилось к комоду, убирая в него что-то, Эми моментально сбила ее с ног и прошмыгнула мимо, выскочив из палатки.
Она завернула за угол и направилась прямиком в лес.
Но она успела пробежать всего несколько футов. Ее схватили сзади так грубо и с такой силой, что она словно повисла в воздухе, все еще находясь в движении. Двое огромных мужчин оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, обратно в палатку и крепко привязали – по рукам и ногам – к шесту. Старуха с готовностью подала им кляп, чтобы прекратить крики.
Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.
Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из-под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.
Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.
* * *
Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех. Один из его товарищей принес на блюде еду, но он лишь отрицательно покачал головой. Человек попробовал с ним заговорить, но Малик сделал ему жест удалиться, взял бутылку раки и принялся беспокойно мерить шагами тесное пространство.
Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.
Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.
Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.
Пленница полностью завладела его мыслями.
Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому-нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.
Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.
