Тэмсин ловко перевязала челюсть стрелка.
— Садись на мою лошадь, я вывезу тебя отсюда, Раненый покачал головой и снова сделал знак рукой, показывая себе за спину, глаза его были столь же красноречивы, сколь нем рот. Она ступила в темноту и чуть не споткнулась о человека, лежащего на мокрой глине. Кровь хлестала из зияющей раны на бедре, он обеими руками держался за нее, будто это могло ослабить кровотечение.
— Мой приятель, — зашептал он. — Доставь его в госпиталь. У него есть шанс выжить, а со мной все кончено.
— Он не собирается вас оставить, — сказала Тэмсин тихо, наклоняясь над ним. — Я стяну вашим поясом рану, и, если сможете сесть на моего коня, мы мгновенно доставим вас к хирургам.
Она быстро перевязала его, чувствуя, что шансы человека выжить уменьшаются с каждой минутой. Его лицо уже приняло пепельный оттенок, который бывает у тех, кто стоит на краю могилы. Но друг ни за что не хотел его оставить, а она ценила верность такого рода.
Проявив почти сверхчеловеческую силу, стрелок поднял раненого и каким-то образом усадил на спину Цезаря.
— Сядьте сзади, чтобы поддерживать его, — напутствовала Тэмсин, поглаживая влажную спину арабского жеребца.
Стрелок подтянулся и сел в удобное испанское седло с высокой спинкой. Выражение его глаз ясно говорило, что ему не особенно нравится сидеть на этом беспокойном белом жеребце, но, слава Богу, он крепко держал товарища, а их спасительница уводила лошадь подальше от поля боя.
Теперь, когда прекратился огонь с крепостного вала, дорога была запружена телегами, вывозившими с поля боя раненых. Люди с любопытством провожали взглядами маленькую фигурку трудно определимого в темноте пола, ведущую под уздцы великолепного арабского жеребца с ранеными седоками.
В палаточном госпитале царил хаос. На шестах раскачивались факелы, бросая неровный свет на кровавую работу хирургов. Тэмсин ухватила за рукав проходившего мимо санитара.
— У меня тут двое раненых. Можете их взять?
Он уставился на нее, застигнутый врасплох, потом ответил:
— Положите здесь. Мы заберем их, когда сможем.
— Одному из них требуется немедленная помощь, — настаивала Тэмсин, и глаза ее сверкали. — Я вытащила его из пекла не для того, чтобы он умер здесь, в грязи, в двух шагах от хирурга.
— Что здесь происходит?
Рядом с ними остановился спешивший вслед за носилками и распоряжавшийся тем, куда укладывать прибывших раненых, врач в запачканном кровью переднике.
— У меня тут двое раненых, нуждающихся в немедленной помощи, — заявила Тэмсин. — А этот дурак велел мне оставить их здесь умирать.
Хирург замигал и в изумлении уставился на нее.
— А вы кто такая?
— Главнокомандующий знает, кто я такая, — ответила она лукаво. — И, кроме того, я близкий друг полковника лорда Сент-Саймона из шестой бригады. А пока я тут препираюсь с этой деревенщиной, другие раненые умирают, потому что я не могу привезти их к вам. — Она с явным омерзением указала на злополучного санитара и крикнула:
— Помогите им!
Раненых сняли с коня, и хирург осмотрел их.
— Один — ходячий, — объявил он. — Положите его во вторую палатку.
Стрелок с перевязанной челюстью покачал головой, в его глазах металась боль, он делал жесты в сторону своего товарища с такой же убедительностью, как и прежде, когда показывал его Тэмсин.
— Ладно, я о нем позабочусь, — сказал хирург нетерпеливо. — Не могу обещать многого, ногу ему придется ампутировать… Эй, вы, там, принесите-ка носилки, — позвал он двоих пробегавших мимо санитаров.
Раненого положили на носилки. Только увидев, что друга унесли в палатку, и уверовав, что ему помогут, стрелок последовал за санитаром, на прощание с признательностью помахав Тэмсин.
— Похоже на то, Цезарь, — сказала Тэмсин, взлетая в седло, — что у нас есть работа. Знаю, что ты это не очень любишь, но не можем же мы в такой ситуации бить баклуши.
Она пустилась в обратный путь, к Бадахосу, в поисках раненых, которых можно было бы перевезти столь неудобным, но верным способом.
Джулиан Сент-Саймон, чудом оставшийся невредимым, но с головы до пят почерневший от дыма, стоял на центральной площади Бадахоса и считал потери. Он участвовал во взятии города Родриго три месяца назад, и хотя тот штурм был ужасен, он ни в какое сравнение не шел с этой апрельской ночью.
— Слава Богу, малый! — Через площадь к нему бежал Френк Фробишер. — Я видел тебя у бастиона Сан-Хосе, но в этой мясорубке не мог к тебе пробиться.
Капитан потерял шляпу, его мундир был изорван, и кровоточащая рана пересекала щеку — от обожженной брови к углу рта.
— Я оступился, но ничего более страшного со мной не произошло, — сказал Джулиан, похлопывая друга по плечу.
— Тим уже где-то в тылу. Ему в глаз угодил осколок снаряда.
— А Дриборн погиб, — сказал Френк без всякого выражения. — И Джордж Каслтон и… — Он оглядел опустевшую площадь.
Жители Бадахоса скрывались за запертыми дверьми и не показывались победителям. С крепостных стен все еще слышались одиночные выстрелы.
— Люди рассвирепели, — заметил капитан мрачно. — Если лорд разрешит им разгуляться, здесь будет бойня не хуже, чем в Родриго.
— Разрешит, — заверил его Джулиан, усталым жестом потирая затылок. — Они сражались как тигры, они видели, как полегли их товарищи, и теперь хотят отомстить.
Мужчины посмотрели вверх, на небо, где быстро меркли вечерние звезды.
— Если бы Веллингтон перевешал гарнизон Родриго, он спас бы тысячи жизней сегодня, — сказал Джулиан помертвевшим голосом, — французы никогда не стали бы держаться так долго, если бы знали, что потом их ждет смерть.
Френк пожал плечами:
— Ну, это какое-то дикое средневековье, Джулиан, — истреблять побежденный гарнизон.
— А думаешь, в том, что случится здесь, будет много цивилизации? — спросил Сент-Саймон. — Они озвереют, а нам в конце этой оргии придется снова приводить их в человеческое состояние.
Френк ничего не ответил.
Поздним утром французский гарнизон, сопровождаемый конвоем, был отправлен в Эльвас, и войска победителей вошли в город. Они ворвались в Бадахос, от нетерпения застревая в пробоинах, и, как рвущиеся снаряды, разлетелись по улицам. Как будто все пороки, дремавшие дотоле в человеческих душах: ярость, алчность, злоба, страсть, — вырвались на волю и теперь единственной их целью было удовлетворить себя.
Через два часа после того как наступил рассвет, Тэмсин, поставив измученного Цезаря в стойло, добралась до постели в домике сеньоры Браганца.
Она заснула прямо как была — грязная, забрызганная кровью, отказавшись от настойчивого приглашения вдовы поесть и помыться горячей водой. Тэмсин проспала пять часов и проснулась бодрая и освеженная, но с безошибочным ощущением, что происходит нечто страшное. Она выпрыгнула из постели и направилась к окну. Улица внизу была почти безлюдной, если не считать пары крестьян. Они молча стояли, прислонившись к стене, и попыхивали трубками.
