Девушку, чей привычный образ жизни был разрушен, брошенную в пекло войны выживать, как она сама знает и умеет.
Этот новый портрет вызывал тревогу: в нем Джулиану упорно мерещились прежние черты. Чудилась игра на известной сентиментальности Веллингтона, на том, что непременно произведет определенное впечатление ее патетический рассказ. Но чувствовал он также и то, что она не старалась специально затронуть струны его души, когда рассказывала ему правду о той страшной ночи, гибели родителей и родной деревни. Джулиан не знал, как связать эти два образа воедино. Мысли его были прерваны, когда он увидел носилки, на которых лежал, прерывисто дыша, рядовой из его бригады. Лицо его частично скрывала окровавленная повязка.
— Хирург говорит, что утром тебя отправят в Лиссабон, Картер, — обратился к раненому Сент-Саймон. — Так, что выберешься отсюда навсегда.
— Я об этом не пожалею, сэр, — сказал ему человек с забинтованным лицом. — Но я потерял нос. Что скажет миссис?
— Она будет рада, что ты вернулся с руками и ногами, — ответил Джулиан, потрепав его по плечу. Он проследовал дальше, понимая, насколько неубедительно такое утешение, но это было все, что он мог сказать.
Тэмсин лежала в ванне в своей комнате в Эльвасе. Над водой, доходившей ей только до бедер, струился пар. Она пыталась решить, имел ли ее эмоциональный срыв какое-нибудь отношение к Джулиану Сент-Саймону. Он случился без всякого расчета с ее стороны и все же мог послужить благой цели.
Полковник был явно тронут ее рассказом. Он был нежен и внимателен, старался утешить, и, когда ее рассказ был окончен, а слезы наконец высохли, приказал слуге заварить чай. Они молча сидели на узкой походной кровати, Сент-Саймон обнял ее… Она была ему благодарна за это молчание больше, чем за все остальное. Его поведение было верхом тактичности: поток неуклюжих слов утешения только обесценил бы ее горе и боль.
Позже полковник сам отвез ее в Эльвас и проводил до квартиры.
А теперь Тэмсин наконец избавлялась от въевшихся в ее кожу копоти, пыли и грязи. И ей нужен был кувшин чистой воды, чтобы смыть мыло.
Как бы в ответ на ее невысказанную просьбу появилась запыхавшаяся от беготни по лестнице сеньора Браганца с медным кувшином свежей воды. Тэмсин поблагодарила ее и встала в ванне во весь рост. Поток горячей воды обрушился на ее волосы и тело, и Тэмсин вздрогнула от наслаждения.
Сеньора выстирала ее рубашку и нижнее белье, но они уже были изрядно поношены, а бриджи просто невозможно было привести в порядок. Срочно требовалась новая одежда, а лавки в Эльвасе ломились от вещей, но до возвращения Габриэля она не располагала деньгами. А когда вернется Габриэль, ей уже не понадобится покупать одежду — он привезет весь ее гардероб, а также сокровища, унаследованные от отца и надежно спрятанные от его убийц.
"Может быть, следовало намекнуть полковнику Сент-Саймону, что она нуждается в небольшом займе. Это могло послужить предлогом для новой встречи.
Она надела свое донельзя заношенное платье. Сеньора не сумела удалить с бриджей пятна крови, но по крайней мере ее кожа и волосы были чистыми.
Тэмсин посмотрелась в покрытое мутными разводами стекло, служившее зеркалом. Ну что ж, учитывая обстоятельства, не так уж и плохо. В каком-то смысле она чувствовала себя очистившейся не только физически, но и морально. И где-то внутри нее теплился радостный огонек — Джулиан Сент-Саймон пережил ужасы штурма и остался в живых, — и это ее грело.
Она с жадностью втянула доносящиеся с кухни ароматы стряпни и вприпрыжку побежала по лестнице.
Сеньора приготовила наваристый суп из капусты, картофеля и сдобренных специями колбасок и теперь, покачивая головой, наблюдала, как ее постоялица поглощала одну за другой две большие миски похлебки, заедая их толстыми ломтями хлеба с хрустящей коркой. После этого, чувствуя себя полной сил и готовой на подвиги, Тэмсин взяла Цезаря и отправилась в лагерь на поиски полковника.
Но в то время, когда Тэмсин искала Сент-Саймона в лагере, полковник находился в штаб-квартире Веллингтона, куда был срочно вызван из госпиталя.
Джулиану было ясно, что главнокомандующий находился в странном расположении духа. Его удовлетворение победой было окрашено печалью от потери многих тысяч лучших его людей. Угнетало герцога и то, что он принял жестокое решение отдать Бадахос на разграбление выжившим. Как и Сент-Саймон, он полагал, что, если бы в январе он подал пример жестокости при взятии города Родриго, гарнизон Бадахоса сдался бы в положенное время, и это избавило бы обе стороны от ненужных страданий. Но никто бы тогда не поддержал жестокую бойню и расправу над сдавшимся гарнизоном, хотя на будущее это послужило бы хорошим уроком.
— Джулиан, речь пойдет о Фиалке. — Веллингтон приступил прямо к делу, как только полковник вошел в комнату. — Вы подумали о ее предложении?
— Для этого едва ли можно было сыскать время, — заметил Джулиан. — Но ответ у меня прежний. Я не могу согласиться на такое.
Веллингтон помрачнел и, заложив руки за спину, начал мерить комнату шагами.
— Нам нужна ее информация, Джулиан. Я намерен выгнать французов из Испании этим летом и к осени вступить во Францию. Мне необходимо знать все об этих перевалах, и требуется большая свобода маневра там, где могут находиться партизаны. Виолетта может помочь.
— Я этого не отрицаю.
У Джулиана возникло такое чувство, что его прижали к стенке и у него уже не остается пути к отступлению.
— Но я думаю, что она продаст свои сведения и за что-либо иное, не обязательно платой должна быть моя персона.
— О! Послушайте, друг мой, не надо преувеличивать! — пожурил его герцог. — От вас требуется только шесть месяцев вашего времени, и более ничего.
Он лукаво прищурил глаза:
— Простите, что касаюсь этого, но, видимо, она считает" у нее есть основания надеяться на ваше согласие.
— У нее нет таких оснований, — заявил Джулиан решительно. — Я не давал ей никакого повода для подобной надежды.
— Понимаю. — Веллингтон почесал нос. — Но она ведь весьма необычная молодая женщина.
— Дикарка, разбойница и интриганка, — объявил полковник с вновь вспыхнувшей решительностью. — Я не хочу участвовать в ее играх. Готов пари держать, что, если предложить ей значительную сумму, она продаст вам все свои сведения с потрохами и глазом не моргнет.
— Может, и так, хотя я сомневаюсь в этом… Кларета
[12]
?
Герцог направился к полковнику с графином вина.
— Благодарю вас, — Джулиан выжидал, понимая, что битва еще не выиграна. Он принял предложенный стакан и кивнул в знак благодарности.
— Я в этом сомневаюсь, — продолжил командующий, как если бы их разговор и не прерывался. — Я глубоко убежден, что она знает себе цену и ни пяди не уступит. Она хочет только одного… и. Боже милосердный, я не могу ее за это винить. Бедное маленькое создание — она осталась одна на свете. Ей наверняка не больше девятнадцати. Какое будущее ее ждет, когда у нее нет ни друзей, ни семьи?
