— Он знает, что делает, этот капитан Латтимер, — заметил Габриэль, приземляясь на палубу рядом с полковником. — А где малышка?
— Думаю, она все еще трудится.
Они двинулись в центральную часть корабля, где начал устанавливаться хоть какой-то порядок. Тэмсин стояла на коленях возле раненого, ожидавшего очереди к хирургу. Он потерял палец, но казался относительно спокойным. Единственное, что его огорчало, — рана была недостаточно серьезной, чтобы его отправили домой.
— Все кончилось? — Тэмсин подняла голову и посмотрела на Джулиана и Габриэля, шедших по палубе.
— Похоже на то. — Джулиан внимательно приглядывался к ее закопченному лицу. — Ты в порядке?
— Да. — Она поднялась, устало выпрямляя затекшие ноги. — Хотя и не понимаю, как это получилось. Не знаю, как вообще можно уцелеть среди подобного ада. Это было ужасно. Хуже я ничего не видела.
Джулиан не ответил. Он не собирался оспаривать ее заявление, но они оба — солдаты, а ужасы битвы были неотъемлемой частью солдатской жизни.
— Хосефа помогает хирургу, — сказала Тэмсин Габриэлю. — Врач говорит, что она гораздо ловчее и опытнее его помощников. — Тэмсин повернулась лицом к рубке, но нога ее попала в бухту каната, и она упала плашмя на палубу.
«Должно быть, она до крайности измучена», — подумал Джулиан и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
Тэмсин лежала неподвижно, и он наклонился над ней, поднял на ноги и спросил, стараясь скрыть беспокойство:
— Ты совсем обессилела, девочка?
Казалось, Тэмсин не слышит его. Она не сводила глаз с зазубренного осколка, воткнувшегося ей в ногу. Из ранки сочилась кровь.
— Посмотрите! Я порезалась. У меня течет кровь! — Она подняла на него глаза, и он заметил, что они полны мучительного ужаса, под слоем грязи лицо ее было смертельно бледным.
— Полковник, держите ее! — Эта резкая и не допускающая возражений команда исходила от стоявшего позади Габриэля.
Тэмсин покачнулась, у нее подогнулись колени. Джулиан сделал движение как раз вовремя и подхватил ее, чуть не рухнувшую на палубу.
— В чем, черт возьми, дело?
Он смотрел на бесчувственное тело у него на руках, потом перевел взгляд на Габриэля.
— Похоже, она неудачно упала на осколок, но рана не так уж страшна.
— Кровь, — сказал Габриэль невозмутимо. — На малышку это всегда так действует.
— Но ведь она вся покрыта кровью, — ответил Джулиан недоверчиво.
— Да, но то не ее кровь, — пояснил Габриэль. — Девчушка не выносит вида своей крови. Когда она была совсем маленькой, она поднимала крик на весь дом из-за булавочного укола… а уж если случалось что посерьезнее, то и говорить не приходится, она просто выходила из себя. Уж чего только Барон не делал, чтобы отучить ее, но потом отчаялся и бросил эту затею.
— Боже мой, — пробормотал Джулиан. — Кто бы мог представить такое! Она скакала верхом, как казак, сражалась, как горный лев, ее не пугали неудобства и лишения, но от булавочного укола она способна упасть в обморок!
Сент-Саймон подумал о ноже Корнише и понял, чего ей стоило устоять перед лицом такого испытания.
— Давайте-ка побыстрее удалим этот осколок, — сказал он, — Крови, правда, будет много.
— Я позову Хосефу.
Джулиан отнес Тэмсин в дневную каюту капитана, и, когда он положил ее на один из рундуков, покрытых подушками, веки ее дрогнули.
— Что случилось? О Боже, моя нога! В голосе слышалась паническая нотка.
— Все будет хорошо, — ответил он спокойно. — Это всего лишь заноза. Должно быть, ты на нее упала, когда споткнулась о канат.
— Но оно торчит из моего тела! Вся моя кровь вытечет!
— Тэмсин, не говори глупостей! — Ситуация была настолько нелепой, что он испытывал желание расхохотаться, но ее отчаяние было неподдельным и непоказным. Он вытащил из-за пояса кинжал и разрезал бриджи.
— А теперь не смотри, — распорядился Сент-Саймон. Тэмсин жалобно постанывала, с ужасом косясь на осколок и кровь, все сильнее струившуюся из ранки.
— Я слышал, вам требуется моя помощь. — Голос хирурга, появившегося в этот момент в каюте все в том же запачканном кровью переднике, звучал бодро. Его сопровождали Хосефа и Габриэль.
— Какой большой! — сказал он тем же мажорным тоном. — Сейчас удалим, — Нет! — закричала Тэмсин. — Я сделаю это сама. — Она попыталась сесть и дотянуться до ноги.
— Ну уж нет! А ну-ка перестань валять дурака! — Джулиан сел позади нее и положил ее голову к себе на колени. Он держал ее за плечи, не давая подняться. — Веди себя спокойно. Одно мгновение — и все будет сделано.
Хосефа суетилась вокруг своей питомицы: держала ее руки в своих, поглаживала их, что-то нежно ворковала. Хирург же в это время ловко выдернул осколок. Кровь забила фонтаном. Тэмсин застонала и снова лишилась чувств.
— Боже милостивый, да что здесь такое происходит? — послышался безмерно удивленный голос капитана Латтимера, нашедшего свою каюту до отказа заполненной людьми. В обычное время присутствие посторонних в данном помещении не приветствовалось.
— У нас туг небольшая неприятность, — пояснил Джулиан, и в голосе его дрожал смех. Он покачал головой, продолжая удерживать Тэмсин за плечи и все еще не совсем веря в происходящее. — Эта невероятная девушка ведет себя, как кисейная барышня, потому что занозила ногу осколком.
— Бог мой! — воскликнул Хьюго. — И это после всего, что она делала во время боя! По словам лейтенанта Годфри, ничто не могло ее остановить!
— Нет ничего более странного, чем люди, — философски заметил Сэмюэль со свойственной йоркширцам картавостью, подавая доктору миску с горячей водой. — Сейчас принесу бинты.
Когда хирург промывал рану, Тэмсин снова пришла в себя. Она со страхом взглянула на Джулиана:
— Кровь перестала течь?
Лицо ее было смертельно бледным, оно выражало робость и страх, она казалась уязвимой, как ребенок. Вся жизнерадостность, решительность, присущие ее натуре, сейчас куда-то исчезли, и она стремилась опереться на Джулиана, обрести в нем защиту, удивляя доверием, которого он не смог бы обмануть.
Он улыбнулся и отвел волосы с ее лба — ему давно хотелось это сделать.
— Уже почти не течет. Сейчас доктор перевяжет рану, и через день-другой ты будешь как новенькая.
— Рана была не слишком глубокой, мисс Тэмсин, — сказал хирург, посыпая царапину басиликоновым
[19]
порошком, — Теперь можно не опасаться заражения, — говорил он, перевязывая ногу, а его пациентка уже лежала спокойно, и бледность ее постепенно проходила, на лице проступал румянец.
