— Да… но… но, Гарет, как насчет этой испанской леди? Если бы он хотел, чтобы я приехала, он бы попросил меня об этом.
— Он не хотел мешать твоему летнему отдыху, связывать тебя какими-то обязательствами, нарушать твои планы, — без смущения заявил Гарет. — Ведь в конце концов мы совсем недавно вернулись домой после медового месяца.
Он улыбнулся и потрепал ее по подбородку;
— Возьми это на себя, Люси, он будет тебе благодарен за помощь. Ты сможешь развлекать его гостью. Кроме того, раз он принимает незамужнюю даму, ему нужна хозяйка в доме, даже если он ей вроде опекуна. Твой приезд будет для него в помощь и в радость.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее.
— А теперь будь хорошей девочкой и организуй все так, чтобы мы могли уехать в конце следующей недели. Будем путешествовать медленно, чтобы ты не очень утомилась.
— О Боже, — пробормотала Люси, когда дверь за мужем закрылась. Хоть ей и приятно видеть Гарета таким веселым и внимательным, она хорошо знала брата и была уверена, что визит без приглашения ему не понравится. Он не одобрял поведения Гарета, и иногда у нее являлось подозрение, что и сам Гарет не особенно ему нравится. Когда Джулиан разговаривал с Гаретом, его ярко-синие глаза становились холодными и жесткими, то же случалось даже при одном упоминании имени ее мужа. Кроме того, Джулиан всегда был с ним безукоризненно вежлив, как если бы тот был всего лишь знакомым.
Люси случалось видеть брата с его друзьями и слышать, как он с ними говорит, и она знала, как он презирает то, что называл «светским отребьем»: мужчин, расточавших свою жизнь и силы на вечера в клубах Сент-Джеймса и на то, чтобы увиваться за светскими красавицами и богатыми наследницами, ставшими модными в этом сезоне.
Она вздохнула, снова повернулась к секретеру и вытащила оттуда листок плотной бумаги любимого ею бледно-голубого цвета. Люси сидела так, покусывая перо, и пытаясь придумать тактичный способ сообщить брату об их неотвратимом прибытии в Тригартан.
А как насчет этой испанской леди? Какая она? Молодая? Вероятно, если отец оставил ее на попечение Джулиана. Было вовсе не похоже на Джулиана принимать на себя такие обязательства, но он обладал гипертрофированным чувством долга. Возможно, отец этой леди спас ему жизнь или сделал что-нибудь, столь же обязывающее к благодарности. Интересно, красива ли она? И как примет корнуолльское общество столь экзотическое существо? Они привыкли жить в замкнутом пространстве, имея мало связей с внешним миром за пределами корнуолльской земли.
Может быть, эта испанская сирота даже не говорит по-английски?.. Все это было в высшей степени необычно. Теперь, сжигаемая любопытством, Люси начала писать быстро, почти убежденная словами Гарета о том, что, возможно, брату требуется в доме хозяйка, раз он принимает гостью и ее надо развлекать. Она была бы счастлива принять на себя обязанности хозяйки, если так угодно ее дорогому брату, и ждет с нетерпением свидания с ним после столь длительной разлуки. Она надеется, что он здоров и шлет ему…
Тут она остановилась. Что же она шлет ему? Может быть, она шлет ему свою любовь? Нет, это звучало как-то искусственно. Джулиан был всегда ласков и любезен с ней, но он держался достаточно отчужденно и никогда не колебался, если требовалось проявить свою власть над ней. Он был строг в качестве старшего брата и опекуна и безжалостен в тех редких случаях, когда она поддавалась искушению восстать против запретов, которые он и их мать считали нужными наложить на нее как на носительницу имени Сент-Саймонов.
Она высказала свои наилучшие пожелания, посыпала бумагу песком, сложила ее и запечатала письмо. Затем пошла искать Гарета, который мог бы его отправить. Сейчас Джулиан уже должен был добраться до Корнуолла, раз письмо его было отправлено неделей раньше. Так что ее теперешнее послание достигнет Тригартана через несколько дней после его прибытия туда. Будет уже слишком поздно, чтобы написать им и просить повременить с приездом, а он был слишком учтив, чтобы отправить их обратно, когда они уже окажутся на месте.
Однако Джулиан умел быть и чрезвычайно холодным… Люси отбросила эти мысли, чувствуя, что горит нетерпением отправиться в путь: она жаждала перемен, которые сулило это путешествие. И следующие несколько недель Гарет пробудет с ней. А значит, он не будет в это время проводить ночи с… с кем бы он их ни проводил. Возможно, она научится быть приятной ему и приносить радость… или, по крайней мере, успешно скрывать, что находит это бессмысленное переплетение тел совершенно отвратительным.
Чувствуя себя намного бодрее, Люси отправилась в спальню посмотреть, в каком состоянии ее гардероб, и решить, что ей взять с собой на лето в Корнуолл.
Дождь когда-нибудь переставал идти в этой отвратительной серой стране? Тэмсин высунулась из окна гостиницы в Лонстене и поглядела на нагромождение черепичных крыш, скользких и мокрых от дождя. Дождь не прекращался с тех пор, как две недели назад они высадились в Портсмуте. Он не был похож на испанские дожди, не был яростным и бурным — это была непрерывная мелкая изморось, а холод от постоянной сырости был настолько пронизывающим, что, казалось, просачивался до мозга костей.
В маленькой спаленке за ее спиной Хосефа что-то как всегда бормотала про себя, снова упаковывая вещи, которыми они пользовались ночью. Ей также не доставляло никакой радости пребывание в этой холодной и серой стране, где никогда не светило солнце, но дочь Эль Барона сказала, что так надо, а ее слово было для Хосефы столь же свято, как если бы оно было сказано самим Бароном.
Послышался резкий стук в дверь, и вошел Габриэль, сильно наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. С его потяжелевшего плаща стекали струйки воды.
— Ты уложила этот саквояж, женщина?
— О, горе мне, — бормотала Хосефа, сражаясь с тугими пряжками и застежками. — Я буду рада, когда мы наконец приедем.
— Разве все мы не будем этому рады? — сурово заметил Габриэль.
С минуту его большая рука лежала на ее плече — это был редкий для него жест, выражавший сочувствие. Он-то, во всяком случае, родился в этой стране, но для крестьянки с бесплодных гор северной Испании она была совсем чужой. Хосефа улыбнулась застенчиво, потом вскинула голову, греясь в лучах его неожиданной улыбки, нежность которой была для нее непривычной. Габриэль был ее мужчиной, солнцем ее жизни, она всегда шла на два шага позади него, и его слово было для нее законом.
Габриэль поднял саквояж.
— Малышка, сегодня ты поедешь не верхом, а в карете. Приказ полковника.
— С каких это пор он отдает мне приказы? — сердито огрызнулась Тэмсин на отступившего назад Габриэля. Казалось, это было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения в то злополучное утро. — Я не желаю качаться и подпрыгивать в этом чертовом экипаже. Меня от этой тряски тошнит.
Она последовала за Габриэлем вниз по скрипучей деревянной лестнице, через освещенный тусклой лампой холл и вышла в мрачный гостиничный двор. Там стояла почтовая карета, доставившая их из Лондона. Конюхи запрягали в нее лошадей, а один из них привязывал сзади Цезаря.
