Через несколько минут вернулся Хью и сел рядом с Джиневрой.
– Как он?
– Я успел вовремя поднести ему таз. – Хью взял свой кубок. – Ты отправила девочек спать?
– Мне показалось, что им пора. Ситуация может в любой момент выйти из-под контроля, а они уже достаточно навидались таких вещей.
Хью помолчал, а потом заметил:
– Конечно, в доме холостяка нравы грубее, чем там, где правит женщина. Мои люди склонны к жестоким играм, когда предоставляется возможность. Если тебя это оскорбило, прости.
– Я не обиделась, – заверила его Джиневра. – Они имеют право веселиться вволю. А вот Робин наутро будет единственным пострадавшим.
– Не понимаю, что с ним случилось, что заставило его совершить эту глупость.
– Не понимаешь?
– Ну, может, и понимаю, – грустно проговорил Хью. – Думаю, сегодняшнее представление излечит Пен от влюбленности.
– Пен слишком рассудительна, чтобы так быстро изменить свое мнение о нем, – возразила Джиневра. – У меня такое чувство, что между ними уже начали устанавливаться новые отношения, в которых больше дружбы, чем чего-то еще. Любовь редко вырастает на тесном общении, она предпочитает, когда ее объект окутан дымкой неизвестности и тайны. А ты что думаешь? – Она лукаво поглядела на мужа.
– У меня нет времени на тайны, – сказал Хью. – Я люблю прямолинейность. И предпочитаю понимать вещи. Может, в этом нет романтики… и я кажусь тебе скучным. Но я такой.
– Да, знаю. Я вышла замуж за простого человека, у которого нет времени на всякие ухаживания и любезности. У него прямая, грубоватая манера разговаривать, и он предпочитает неприкрытую правду.
– Что в этом плохого? – Хью не принял ее поддразниваний. Он оставался серьезным, его взгляд был прикован к ее лицу.
– Ничего, – ответила Джиневра. – Абсолютно ничего. Просто женщины – и ты наверняка знаешь об этом – чуть хитрее мужчин. И они предпочитают окольные пути.
Хью спрашивал себя, что Джиневра пытается сказать ему. Ведь она завела этот разговор не случайно, он был уверен в этом. Так что же она имеет в виду?
– Складывается впечатление, что ты хочешь меня о чем-то предупредить, – сказал он.
– Я хочу обратить твое внимание на следующее: женщины всегда найдут способ разрушить порядок, который с таким тщанием и удовлетворением строил мужчина, – весело пояснила она. – И когда это происходит, мужчины обычно удивляются. Самодовольство, милорд, опасная штука.
– Джиневра, я не боюсь, что какие-то твои действия застигнут меня врасплох, – тихо проговорил Хью. – И я никогда не страдал самодовольством, уверяю тебя.
На мгновение их взгляды встретились, но негромкий смех Джиневры разрядил обстановку.
– Мы отлично подходим друг другу, милорд. Впереди нас ожидают очень интересные времена.
– Верно, очень подходим, миледи, – прищурился Хью. – И в кровати, и вне ее.
– В связи с этим я хотела бы, чтобы ты понял: на этой свадьбе никаких укладываний невесты в постель не будет, – твердо заявила Джиневра.
– Мы с этим опоздали, – усмехнулся Хью. – Невесту уже уложили в постель. Полностью и бесповоротно, я бы сказал.
– Полностью и бесповоротно, – согласилась Джиневра, вставая. – Я бы хотела сбежать, пока гости слишком пьяны, чтобы заметить мое исчезновение. Вдруг им взбредет в голову поиграть еще в какие-нибудь игры, а у меня нет желания участвовать в них.
– Я приду, как только гости разъедутся. – Хью пожал ей руку. – Жди меня.
– Как прикажете, мой господин. – Джиневра насмешливо улыбнулась ему и выскользнула из зала.
Хью с мечтательной улыбкой на лице прикидывал, сколько ему еще ждать, прежде чем он сможет присоединиться к ней. Однако ожидание не очень огорчало его, он воспринимал его как сладкую пытку.
– Милорд. – Голос Джека Стедмена вывел ею из задумчивости.
– Садись, Джек. Выпей и съешь мяса. – Хью указал ему на стул Джиневры.
Красивое убранство стола было разрушено: скатерть лишилась своей девственной белизны, свечи оплыли и превратились в огарки. Зато на досках и в мисках было полно еды. – Благодарствую, сэр. – Джек сел и подвинул к себе доску с жареной олениной. Он ел жадно, накалывая мясо на острие своего ножа и заедая его хлебом, смоченным в соусе. Разделавшись с мясом, он опорожнил кубок эля и отрезал себе здоровенный кусок пирога.
Хью терпеливо ждал, пока тот насытится, и неторопливо потягивал вино. Он сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, но это спокойствие было обманчивым.
– Ну? – нарушил молчание Хью, удостоверившись, что Джек наелся.
– Тут какая-то странность, сэр. – Джек вытер рот рукавом. – Мужчина еще там, лежит в грязи и истекает кровью. Никто не пришел за ним. Думаю, его уже обыскали. Что-нибудь сперли.
– Он все еще был жив?
– Тогда был жив. Люди стояли вокруг и наблюдали, как он истекает кровью. – Джек озадаченно покачал головой. – Никогда не видел ничего подобного. Никто не хотел приближаться к нему. Как будто у него чума.
– Он что-нибудь сказал?
– Он чего-то страшно боялся, милорд. И не смерти. Молчал как рыба, не захотел говорить, даже когда я предложил отнести его к лекарю. Только бормотал что-то о приказе.
– О приказе? – медленно повторил Хью. – Чьем приказе?
Джек пожал плечами:
– Он больше ничего не сказал, сэр.
– Что ты сделал с ним?
– А что еще я мог сделать? – удивился Джек. – Оставил его там, сэр. Вы же не давали приказа принести его сюда. Сходить за ним?
Хью задумался. Его не интересовала жизнь незнакомца – вряд ли обществу пошло бы на пользу, если бы он сохранил ее. Наемный убийца – всегда наемный убийца.
– Нет, – наконец ответил он. – А нож? Ты что-нибудь узнал о нем?
Джек положил нож на стол.
– Я спросил, видел ли кто его, знает ли, кому он принадлежит. Если кто и знал, то не ответил. Одна тетка заикнулась, было насчет дьяволов, но ее быстренько заткнули.
– Дьяволов?
– О да, она была не в себе, сэр. – Джек отпил прямо из кувшина.
Хью взял нож и принялся внимательно его рассматривать. В нем не было ничего необычного – ничего, что помогло бы установить личность незнакомца. Однако этот человек выполнял приказ. Кому-то понадобилось, чтобы Хью де Боукер был мертв.
По дороге наверх Джиневра зашла в кухню и поморщилась при виде царившего там беспорядка: горы грязных кастрюль, пьяные поварята, сонные судомойки. В ее кухне в Мэллори-Холле всегда был идеальный порядок, даже в дни больших приемов. За этим следил мастер Краудер. Но здесь у него, естественно, нет власти.
Джиневра налила в высокую кружку горячей воды из котелка, в кладовой набрала сухих трав, истолкла их в ступке и высыпала в воду. Держа в одной руке кружку, а в другой – масляную лампу, она поднялась в комнату Робина, которая находилась рядом с комнатой девочек и по своему спартанскому убранству очень напоминала спальню его отца. Она поставила кружку на столик и, прикрывая рукой лампу, чтобы свет не падал на мальчика, подошла к кровати. Робин, бледный, лежал на спине. Почувствовав присутствие постороннего, он открыл глаза и застонал.
