— Я всегда буду благодарна тебе, — прошептала она, нежно обвив его шею руками. За этими словами последовал не менее нежный поцелуй. — Ты изменил не только свой мир, но и мой. Подумай только, у меня будет ребенок! — восторженно добавила прелестница. — У нас будет ребенок!
Джонни не смог удержаться от улыбки, подумав, что счастье вполне можно отнести к разряду заразных болезней. И поцеловал ее, осторожно кладя на кровать. Улегшись рядом на зеленый шелк, он поставил руку на локоть и положил голову на ладонь. Так и не раздевшись, будто до сих пор не решил, как поступить со своей возлюбленной, он кончиком пальца задумчиво провел по ее телу воображаемую черту от ключиц до живота.
— Все это так… необычно, — наконец вымолвил низким голосом внезапно потерявший запал мужчина, в котором теперь не узнать было нетерпеливого любовника. Его теплая ладонь нерешительно задержалась на ее животе. — Мне еще никогда не приходилось иметь дела с… беременными дамами.
— Женами… — поправила его Элизабет с подчеркнутым раболепием, за которым скрывалась легкая насмешка. — Если ты, конечно, до сих пор хочешь видеть меня в подобном качестве.
— С радостью, милая Битси, — тут же откликнулся он, и в голосе его прозвучала затаенная грусть, — но разве смогу я привязать тебя на всю жизнь к своей кровати?
— А ты попробуй, — продолжала она поддразнивать его. — Ведь под твоим напором не так легко устоять. Вот и сейчас я продержалась всего несколько минут. При желании ты можешь действовать весьма убедительно.
— Какая, к черту, убедительность! — раздосадованно воскликнул Джонни, и его ладонь снова нетерпеливо заскользила по ее животу. — Я ни капли не смыслю в том, как быть, что мне делать с тобой, когда внутри тебя — дитя…
— Так ведь и я в этом ничего не смыслю, — смиренно произнесла Элизабет. Хотя в данный момент и чувствовала свое несомненное превосходство, наполнявшее ее душу ликованием. — Вот и будем учиться вместе.
Однако на его лоб набежала тень.
— Может, мне все-таки лучше позвать какую-нибудь бабку-повитуху? Поговорить со знающим человеком…
— Прямо сейчас?! — изумленно воскликнула она. Вожделение, владевшее ею в этот момент, было столь сильным, что ей и в голову прийти не могло, что физическая близость с мужчиной в нынешнем положении может иметь не самые приятные последствия.
— А что, мы могли бы подождать… — промямлил он, проявив невиданную сдержанность, сам не веря, что способен на подобный подвиг.
— Ну уж нет! — решительно отрезала Элизабет. — Раз мы проходим сегодня ночью урок супружеских обязанностей, то позволь мне напомнить тебе об одной из них, уклониться от которой ты не имеешь права.
Он рассмеялся.
— Какое там уклониться… Когда ты рядом со мной, да еще обнаженная и распалившаяся настолько, что даже розы поникли в своих вазах.
В ее глазах и в самом деле светился откровенный вызов.
— Поскольку беременность пробуждает во мне — как бы это сказать? — ненасытный аппетит, смею надеяться, что ты будешь исправно нести свою нелегкую службу во всякий час дня и ночи… Разве что прикорнешь ненадолго. — Она улыбнулась ему призывно и бесстыдно. — Впрочем, даже в таком случае я сохраняю за собой право растолкать тебя.
Глядя ей в глаза, в которых прыгали смешинки, Джонни не мог не улыбнуться.
— Должно быть, я умер, — высказал он предположение, — и попал на небеса.
И все же, приступая к делу, любовник не отличался решительностью. До тех пор, пока она не проговорила предупреждающе:
— Если вы тотчас не оседлаете меня, милорд, то придется мне оседлать вас… или подыскать себе кого-нибудь другого, кто способен меня удовлетворить.
Поглядев на нее, он изменился в лице. Его глаза зловеще сузились.
— Только попробуй и тогда можешь прощаться с жизнью.
— Так удовлетворите же меня вы, милорд, — обольстительно проворковала она, и ее руки, как лоза, снова обвили его шею.
А он снова рассмеялся. Это был смех мужчины, чья способность доставлять женщинам наслаждение снискала ему среди представительниц слабого пола репутацию легендарного героя.
— Могу ли я рассчитывать на награду, если у меня получится?
— Я думаю, что это само по себе можно рассматривать как высокую награду, милорд.
Ему было нечего возразить.
После долгих утонченных ласк, во время которых они оба заново осознали смысл слова «ненасытность», Джонни в изнеможении склонил голову на ее грудь. Лежа на ней, он не мог отдышаться после второго оргазма.
— Если… вы… позволите мне отвлечься… от исполнения… священной обязанности, — обессиленно проговорил он, — то я… осмелюсь… обратить ваше внимание… на то, что кто-то… барабанит в нашу дверь.
Поначалу Джонни пропустил этот стук мимо ушей. Когда в дверь постучали во второй раз, он приподнял голову. Судя по всему, ему было отлично известно, что стук повторится и в третий раз, поскольку он напрягся, приготовившись действовать.
— Вот что значит настоящая воспитанность… Чувствуешь?
Потянувшись всем телом, как кошка, Элизабет подняла на него глаза и с нескрываемым любопытством осведомилась:
— Ты снова придумал что-то новенькое?
— Следующие семь месяцев обещают много интересного, — тихо проговорил Джонни, и в его голубых глазах зажегся озорной огонек, — но сейчас, дражайшая невеста, тебя ожидает нечто совершенно неповторимое. Прислушайся.
Громоподобный стук опять наполнил опочивальню.
— Кто-то пришел к тебе?
— Нет, к нам обоим.
— Что ты сказал? — Сейчас, когда сознание Элизабет было полностью во власти неги, смысл слов Джонни с трудом доходил до нее.
— Они пришли на нашу свадьбу.
— О Господи!.. — Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке.
— Мы должны впустить их. Думаю, что за дверью стоит госпожа Рейд. — Джонни победно ухмыльнулся. — Она не питает особого почтения к моей персоне.
— Это сейчас-то? — Стрелки часов показывали десять. — И в таком виде?!
— Тебя что-то не устраивает?
— Без одежды?!
— Вообще-то мне сейчас и без одежды жарковато, а поскольку, согласно обычаю, факт нашего сожительства должен быть официально засвидетельствован… Подумай, стоит ли нам одеваться лишь затем, чтобы потом снова раздеться перед свидетелями? Прикройся простыней — и дело с концом.
Ее глаза были широко распахнуты. От потрясения она не могла вымолвить ни слова. А потому Джонни нехотя встал с постели и полез в комод, где хранились его ночные рубашки. Одев свою возлюбленную, он затем, как мог, пригладил ей волосы и завязал их синей муаровой лентой, которую отыскал в комоде под грудой постельного белья.
— Ну вот, — удовлетворенно подытожил Джонни, поправляя бант с видом гордого отца, принарядившего дочку, — не невеста, а просто заглядение.
