— Почему нет? — Неожиданное удивление прозвучало в голосе Челси.
— Из гнусных побуждений, конечно. — Легкая улыбка приподняла уголок его замечательно очерченного рта.
— О! — В ее глазах отразилось маленькое разоблачение, а затем улыбка осветила ее красивое лицо. — Я польщена, ваша светлость, — насмешливо сказала она. — И если бы я могла, как дикари Руссо, жить в государстве природы, я бы с огромным удовольствием осталась. Но я не могу, и вы не можете меня удержать.
— Я мог бы. — Он вдруг закрыл глаза, его густой голос стал хриплым.
— Нет необходимости. — Она тоже говорила очень тихо, но в ее голос проникла новая твердость, и он вспомнил об их первой встрече, когда она грубо приставала к нему. Мисс Фергасон была необычайно самостоятельной женщиной.
Но она была женщиной, в конце концов, и не ровня.., что подтверждалось традицией, культурой и общественным предпочтением. Он мог удержать ее, если не здесь, в опасной близости от семьи, то где-нибудь еще, в отдалении. Она разожгла его страсть, его воображение, она разбудила какое-то необъяснимое чувство собственности. Стояла полная тишина, пока Синджин обдумывал возможные варианты.
— Если я закричу, Данкэн убьет вас.
— Если сможет открыть запертую дверь, то да.
— В конце концов, он откроет…
Улыбка Синджина свела на нет все опасения.
— В конце концов, будет слишком поздно, дорогая. Мой отец иногда пользовался потайной лестницей.
Мы просто исчезнем.
Лежа спокойно, так же как и он, Челси невозмутимо сказала:
— Ты не имел в виду ничего из того, что сказал, поэтому, пожалуйста, отпусти меня.
— Откуда ты знаешь, что я имел в виду?
— Потому, милорд, что я вам наскучу через несколько дней, и зачем ради этого устраивать представление?
«Чертова девчонка была права», — с сожалением отметил он. Она проницательно определила порог его скуки.
— Может быть, я мог бы убедить тебя скрасить мою скуку, — предложил он с чарующей улыбкой.
— После удовольствия, полученного в вашей постели… Если бы не моя семья, я бы с удовольствием, ваша светлость. — В бархатной глубине ее лиловых глаз затаился смех. — Не нужно убеждать.
Ее откровенность была потрясающей, просто сказочной, и чертовски привлекательной.
— Навести меня тогда, я смогу быть осторожным. — В ответ на ее скептически поднятую бровь, он добавил:
— Мне не нужно было до сих пор. Вот открытое предложение. В любое время, в любом месте. Если до тебя будет два дня езды верхом", дай мне время, чтобы добраться до тебя, хоть мои лошади и лучшие в Англии и чертовски быстрые.
— Мои лошади лучшие.
На этот раз бровь герцога поднялась в сомнении.
— Если бы я могла скакать верхом на всех соревнованиях, мы бы всегда выигрывали.
— Ты ездишь верхом? На скачках? Я бы слышал — об этом.
— Инкогнито, конечно, и никогда в Ньюмаркете.
— Ты очаровательная крошка.
Ее улыбка была непроизвольно женской и самоуверенной: «Я знаю».
— Как я могу позволить тебе просто уйти? — Его ленивое протяжное произношение пленяло ее, так же, как и необыкновенная красота.
— Потому что если отпустишь, то увидишь меня на Туне против твоего Мамелуке на скачках Аркадии завтра.
Он скатился с нее, словно она обожгла его огнем, и, приподнявшись на одном локте рядом с ней, сказал приятным голосом с обезоруживающей улыбкой:
— Может быть, тебе будет интересен маленький спор.
— Я не могу позволить себе пари.
— Ты не можешь себе этого позволить? — страстно прошептал он.
— Я предупреждаю вас, милорд, ответ — нет.
— Я знаю, твоя лошадь не может выиграть.
Он провоцировал ее, и она это знала, но он оспаривал ее чистокровных лошадей, а скачки были частью ее жизни тоже. Сидя совершенно прямо, она изучала праздного молодого лорда, славившегося мужской красотой, лошадьми и победами у женщин. В затемненной комнате его холодное длинное тело, врожденная сила, удивительно классические черты, совершенная мужественность, казалось, бросали ей вызов.
— Назовите ваши условия.
— Вы, конечно, — произнес он слегка протяжно.
— Будьте точнее.
— Я хотел бы сказать, навсегда, но вы напомнили мне о том, что надо быть практичным, к тому же всего одни скачки, поэтому… — Его легкая улыбка исчезла, и его голос приобрел властную решительность, с которой он спорил всегда. — Неделю с вами в этом месяце.
Вы называете место, я называю развлечения.
— А если вы проиграете?
— Ваш выбор, конечно, — холодно ответил он.
— Я предпочитаю английские деньги.
— Как угодно. — Он слегка наклонил голову, и черный шелковистый локон упал на лоб. — Назовите, пожалуйста, цену.
— Пятьдесят тысяч гиней. — Это была огромная сумма. Он мог бы отказаться, и ее честь не пострадала бы. Он мог согласиться — и эти деньги выплатили бы долги ее отца за скачки.
— Согласен, — мягко сказал он и снова заулыбался.
— Тогда я могу идти?
— До завтра. Я буду ждать скачек.
— Моя личность жокея…
— ..останется известной мне одному. Даю слово.
И он наблюдал, на этот раз с удовлетворением, как она одевалась, уверенный в том, что скоро встретится с ней.
Он помог ей застегнуть пояс и маленький ряд пуговиц сзади на шее, и он думал, помогая ей расправлять юбку ее простого белого платья, о том, как непохожа она на остальных гостей — женщин. Разница была удивительная, такая, как и странные чувства, и сам факт того, что он испытывал чувства. Обычно в этот момент он заводил вежливый диалог прощания, не думая с нетерпением о следующей встрече.
Он нежно поцеловал ее, когда каждая лента была на месте, и сказал:
— Увидимся на скачках.
— Я выиграю, — весело сказала она.
— Посмотрим, — спокойно ответил он, соблюдая приличия.
Она не может противостоять Мамелуке и Фордхэму. Большой гнедой не проиграл ни одной скачки.
— Готовьте ваши гинеи, — только и сказала она с улыбкой, и, послав ему воздушный поцелуй, повернула ключ в замке, открыв дверь.
Глава 8
— Что, черт возьми, ты там делала? — выпалил Данкэн в ту же секунду, когда она вышла из комнаты, его голос был похож на глухое рычание.
— Не выходила замуж за Джорджа Прайна, — резко ответила Челси. — Сейчас я иду домой, а ты можешь идти со мной или оставаться здесь, как хочешь.
