Одна из передних фар Кристины была разбита. Другая мигала и
почти не светила; на ней остались густые пятна крови. Решетка была изогнута
внутрь, а на капоте удар по спине Уэлча отразился глубокой вмятиной. Выхлопные
газы вырывались с тяжелым, надрывным звуком; один из двух глушителей Кристины
был поврежден.
Внутри на приборной панели милеометр продолжал крутиться в
обратную сторону, как будто Кристина возвращалась назад во времени, покидая не
только сцену наезда, но и сам факт случившегося.
Первой вещью был глушитель.
Внезапно прерывистый, надрывный звук выровнялся и стал
мягче.
Кровь, веером разбрызганная по капоту, потекла вперед,
против встречного ветра — как если бы прокручивали назад кинофильм.
Одна фара перестала мигать и засветилась ярче, а через
полмили заработала другая. На ней появилось потрескавшееся стекло. Трещины
почти сразу исчезли.
Затем с легкими металлическими щелчками выправились вмятины
на капоте и решетке между передними фарами. После этого на машине не осталось
никаких следов происшедшего. Когда она свернула на Хемптон-стрит и подъехала к
дверям гаража с надписью «СИГНАЛИТЬ ДЛЯ ВЪЕЗДА», на ее крыльях не было даже
пыли.
Кристина выглядела как новая.
Она остановилась перед широкой дверью молчаливого,
безлюдного здания. В машине была маленькая пластиковая коробочка, прикрепленная
к солнцезащитному козырьку над сиденьем водителя. Добрый дядя Уилл Дарнелл дал
ее Эрни, когда тот начал помогать ему в торговле сигаретами и выпивкой, —
возможно, такой версией сам Дарнелл объяснял существование золотого ключика в
своей каморке.
Зажужжал электромотор, и дверь гаража послушно поднялась.
Ручка дальнего света на руле управления Кристины внезапно сдвинулась, и передние
фары погасли. Она въехала внутрь и, шурша шинами по бетонному полу, направилась
к стоянке номер двадцать. За ней опустилась железная дверь гаража — таймер
электромотора был поставлен на тридцать секунд.
Ключ зажигания Кристины повернулся влево. Двигатель заглох.
Кожаный квадратик с инициалами «Р.Д.Л.», висевший на кольце для ключей,
покачался из стороны в сторону и замер.
В тишине гаража чуть слышно пощелкивал остывающий двигатель.
Глава 31
На следующий день
На следующий день Эрни Каннингейм не пошел в школу. Он
сказал, что плохо себя чувствует, однако к вечеру его здоровье позволило ему
одеться и собраться ехать в гараж Дарнелла. Регина почти не протестовала: она
сомневалась в том, что сможет удержать сына, и не хотела лишний раз подвергать
риску свой пошатнувшийся авторитет. Она решилась только заметить, что если Эрни
еще пару недель провозится с машиной, то либо попадет в больницу, либо его
будут принимать за наркомана: такой у него был изможденный вид.
Эрни уже взялся за ручку передней двери, когда она спросила:
— Ты знал парня, который попал под машину на Кеннеди-драйв?
Эрни без выражения посмотрел на нее.
— А что?
— В газете написано, что он ходил в среднюю школу
Либертивилла.
— Ах, тот, которого сбила машина… вот о ком ты говоришь.
— Да.
— Когда-то я ходил с ним в один класс, — сказал Эрни. — Нет,
мам, я почти не знал его.
— Это хорошо, — она удовлетворенно кивнула. — В статье
говорится, что у него были найдены следы наркотиков.
Эрни широко улыбнулся:
— Нет, мам.
— И если у тебя начнет болеть спина — я хочу сказать, если
она по-настоящему начнет болеть, — то ты покажешься еще раз врачам? Ты ничего
не будешь покупать у… торговцев наркотиками, да?
— Не буду; мам, — пообещал он и вышел из дома.
* * *
На занесенной снегом дорожке он увидел отца и хотел пройти,
не останавливаясь, но тот окликнул его. Эрни нехотя подошел. Он опаздывал на
автобус.
Как и Регина, его отец выглядел не лучшим образом. Ему
пришлось приложить немало сил, чтобы возглавить кафедру истории в университете.
Новую должность он получил в августе, а в октябре врачи нашли у него флебит —
подобное воспаление век чуть не стало роковым для Никсона, оно иногда случается
у пожилых людей. Однако Майкл Каннингейм полагал, что неприятности с Кристиной
тоже могли способствовать его болезни.
— Привет, пап. Слушай, я тороплюсь на… Майкл отбросил
садовые грабли на еще зеленую опавшую листву, которую только что сгреб в
большую кучу, и взглянул на сына. Его лицо было таким осунувшимся, что Эрни
даже отпрянул немного.
— Арнольд, — проговорил он. — Где ты был прошлой ночью?
— Что? — Эрни ошалел от неожиданности. — Здесь, а в чем
дело? Ты же знаешь, я был здесь.
— Всю ночь?
— Конечно. Лег спать в десять часов и не вставал до утра. Я
был просто вымотан. А что?
— То, что мне сегодня звонили из полиции, — сказал Майкл. —
И спрашивали о том парне, который ночью попал под машину на Кеннеди-драйв.
— Шатун Уэлч, — проговорил Эрни. Он спокойным взглядом
посмотрел на отца. Тот, в свою очередь, поразился изможденному виду сына —
Майклу вдруг показалось, что такие темные круги под глазами, какие были у Эрни,
больше подходили бы к пустым глазницам высушенного черепа, чем к живому
человеческому лицу.
— Да, его фамилия была Уэлч.
— Они должны были позвонить. Мама не знает, что он был одним
из тех парней, которые разломали Кристину?
— Если знает, то не от меня.
— Я тоже не сказал. По-моему, ей лучше ничего не знать, —
негромко произнес Эрни.
— Может, ей станет все известно откуда-нибудь еще, — сказал
Майкл. — Скорее всего так и будет. Она очень умная женщина — и, во всяком
случае, умнее, чем ты думаешь. Но если ей что-нибудь станет известно, то не от
меня.
Эрни ухмыльнулся:
— Мама спрашивала, не сижу ли я на игле. Может быть, ты тоже
думаешь, что у меня появились наркотики? — Он сделал такое движение, как будто
хотел засучить рукав. — Могу показать руки.
— Мне не нужно проверять твои руки. — Майкл нахмурился. —
Насколько я понимаю, у тебя появилась одна вещь. Твоя проклятая машина.
Эрни повернулся, собираясь уйти, но Майкл схватил его за
плечо.
— Отпусти.
Майкл убрал руку.
— Хочу, чтобы ты знал, — сказал он. — Я не думаю, что ты
способен убить кого-нибудь, как не думаю, что ты можешь пройти пешком по воде в
плавательном бассейне. Но полицейские будут задавать тебе вопросы…
