— Я думал, что если не сообщу, то они отвяжутся от меня.
— Да, — сказал Дженкинс. — Я думал о такой возможности.
Спокойной ночи, сынок.
— Спокойной ночи.
Дженкинс начал поворачиваться, чтобы уйти, но остановился
вполоборота к Эрни.
— Подумай обо всем как следует, — проговорил он. — Ты
неважно выглядишь — понимаешь, что я имею в виду? У тебя хорошенькая девушка.
Она беспокоится о тебе и о том, что случилось с машиной. Твой папа тоже
волнуется. Я разобрал это даже по телефону. Подумай как следует и позвони мне,
сынок. Ты будешь лучше спать.
Эрни почувствовал, как у него задрожало что-то под языком —
что-то жгучее и соленое, как слезы. На него смотрели добрые глаза Дженкинса. Он
открыл рот — Бог знает что могло вырваться из него, — когда острая игла
чудовищной боли пронзила его спину, заставив его мгновенно выпрямиться. Кроме
того, она произвела эффект электрического шока во время истерики. Он
почувствовал себя отрезвленным.
— Спокойной ночи. — повторил он. — Спокойной ночи, Руди!
Дженкинс в нерешительности посмотрел на него, а потом ушел.
Эрни стало трясти с ног до головы. Дрожь началась с ладоней
и вскоре распространилась по всему телу. Ничего не видя, он на ощупь нашел
дверную ручку Кристины, рванул на себя и повалился в дурманящие запахи
автомобиля и свежей обивки. Трясущимися руками он включил радиоприемник.
Открыв глаза, он увидел кожаный брелок с выжженными
инициалами «Р.Д.Л.», и его сон обрушился на него с новой силой: гниющий труп на
том же месте, где он сейчас сидел, пустые глазницы, глядящие сквозь ветровое
стекло, костяшки пальцев, вцепившиеся в руль, зияющая ухмылка черепа, когда
Кристина наезжала на Шатуна Уэлча, а радио, настроенное на волну WDIL, играло
«Последний поцелуй» в исполнении Фрэнка Уилсона и «Кавальере».
Внезапно его замутило, мучительные спазмы сдавили горло. Эрни
выскочил из машины и едва успел добежать до туалета. Его выворачивало вновь и
вновь, пока изо рта не потекла розовая пена. Перед глазами замелькали огоньки.
В ушах шумело, а мускулы живота устало пульсировали.
Он посмотрел на свое бледное и худое лицо в зеркале. Под
глазами были темные круги, волосы спутанными прядями падали на лоб. Дженкинс
был прав. У пего был чертовски неважный вид.
Неожиданно для себя он решил, что ему нужно поговорить с Ли.
* * *
Телефон Кэйботов он помнил наизусть, но в пустом и гулком
офисе Уилла дважды ошибся номером, потому что у него дрожали пальцы. Ли
ответила сама, но ее голос звучал довольно сонно.
— Эрни?
— У меня есть разговор. Ли. Мне нужно увидеть тебя.
— Эрни, уже почти десять часов. Я только что приняла душ… я
засыпаю…
— Пожалуйста, — сказал он и закрыл глаза.
— Завтра, — проговорила она. — Родители не выпустят меня так
поздно.
— Еще только десять часов. И сегодня пятница.
— Они не хотят, чтобы я часто встречалась с тобой, Эрни. —
На том конце провода наступило долгое молчание… — По-моему, ты тоже, — наконец
произнесла Ли.
— Значит ли это, что ты больше не хочешь меня видеть?
У него болел желудок. Болела спина. Болело все.
— Нет. — В ее голосе послышался слабый упрек. — Насколько
мне стало ясно, это ты не хочешь меня видеть… ни в школе, ни по вечерам, когда
ты пропадаешь в своем гараже… со своей машиной.
— Теперь все кончено, — через силу выговорил он. И — с еще
большим напряжением:
— С машиной я решил — а, дьявол! — Он схватился за спину,
пораженный новым приступом боли, но рука ощутила только шершавую поверхность
бандажа.
— Эрни? — Она встревожилась. — Ты в порядке?
— Да. У меня стрельнуло в спине.
— Ты что-то хотел сказать?
— Завтра, — произнес он. — Мы поедем в Баскин-Роббинс, может
сделаем покупки к Рождеству — и в семь часов ты будешь дома. Тебе не будет
скучно, я обещаю.
Она негромко рассмеялась, и Эрни почувствовал себя гораздо
лучше.
— Все-таки ты чересчур самонадеян.
— Так, значит, да?
— Значит, да. — Ли помолчала и мягко добавила:
— Я сказала, мои родители не хотят, чтобы я часто
встречалась с тобой. Но о себе я этого не говорила.
— Спасибо. — У него дрожал голос. — Спасибо и на этом.
— Что за разговор у тебя ко мне?
Кристина. Я хочу поговорить с тобой о ней и о моих снах. И о
том, почему у меня такой чертовски плохой вид. И почему я теперь все время хочу
слушать радио WDIL, и что я делал в ту ночь, когда все ушли… когда я поранил
спину. Ли, я хочу…
Снова острая боль, вцепившаяся в спину, как кошачьи лапы.
— По-моему, он только что состоялся.
— А… — Короткая пауза. — Ну, хорошо.
— Я люблю тебя.
— До свидания, Эрни.
Скажи мне то же самое, — захотелось ему закричать. — Скажи
мне то же самое, мне это нужно!
Но в телефонной трубке уже звучали короткие гудки.
Эрни встал и медленно подошел к двери. Она не хотела
успокаивать его, да? Но завтра они встретятся, это важнее. Они сделают покупки
к Рождеству, как намеревались в день, когда те говнюки разломали Кристину, они
будут гулять и разговаривать, они хорошо проведут время. Она скажет, что она
любит его.
— Она скажет это, — пробормотал он и, замерев на пороге,
посмотрел в левый дальний угол гаража. Ее перед, оскаленный хромированной
решеткой, как будто был нацелен на кого-то.
И голос из его нижнего подсознания ехидно прошептал: Как ты
поранил спину? Как ты поранил спину, Эрни?
От этого вопроса он съежился. Он боялся ответа.
Глава 34
Ли и Кристина
Она бы наверняка умерла, если бы не хитчхайкер,
[1]
голосовавший на дороге. Они хорошо провели время, сделали кое-какие покупки к
Рождеству и возвращались уже в сумерках. Колеса Кристины исправно прокладывали
путь в четырехдюймовом слое снега.
Эрни заказал ранний завтрак в «Бритиш лайон стик-хауз»,
лучшем ресторане Либертивилла, но они туда не успевали и решили перекусить в
«Макдоналдсе» на Кеннеди-драйв. У Кэйботов вечером намечалось небольшое
застолье, и Ли обещала маме быть дома не позже половины девятого.
