Но день был слишком хорош, чтобы думать о таких пакостях (хотя это и на самом деле пакости), улс лучше возблагодарить Господа за то, что Он одарил ее таким чудесным ребенком, маленькой девочкой, которая, едва подрастет, станет для матери лучшей подругой. Именно это она и произнесла сейчас вслух, обратившись к самой Пауле. «И да услышат ангелы мою мольбу», — прошептала она четырехмесячной дочери, прежде чем повернуть к дому и приступить к исполнению повседневных обязанностей.
Книга восьмая
КОРОНАЦИЯ НИКОЛАЯ II
1
Если я и готов прервать повествование вставным эпизодом, связанным с моей поездкой в Россию, то вынужден напомнить читателю, что являюсь не последним персонажем в этой пьесе. Поскольку мне суждено оставаться вожатым Адольфа Гитлера еще долгие десятилетия, дальнейшее развитие его личности будет в существенной мере зависеть от моего личного становления; и могу поклясться, что восемь месяцев, прожитых мною в России с конца 1895 года по начало лета 1896-го, внесли свою лепту в мое творческое самораскрытие в качестве далеко не второстепенного сотрудника Службы Сатаны. Приобретя бесценный русский опыт, я впоследствии научился предвидеть окончательный исход тех или иных крупномасштабных событий, а ведь подобная интуиция, как правило, бывает присуща лишь самым главным бесам. Наверное, излишне добавлять, что в 1930-е годы аналогичные способности сумел развить в себе и сам Гитлер. Хорошенько приглядевшись за восемь месяцев к российским великим князьям, я смог в дальнейшем понять и немецких олигархов. И те и другие бывают подчас куда могущественнее, чем формальные носители верховной власти, но точно так же страдают нарциссизмом; и таланты Адольфа, раскрывшись полностью, не раз позволяли ему сыграть на присущем подобным людям тщеславии.
Я также научился манипулировать народной волей. Или, вернее, слепой волей масс. Грамотно спровоцированная толпа легко впадает в безумие. Надо ли говорить, как пригодилось это впоследствии Адольфу?
Узнал я многое и о силе Господней, а главное, о Его всевозрастающей слабости. В 1942 году, когда встал вопрос о пуске газовых камер в концлагерях, даже в СС заколебались, сам Гиммлер пришел в легкое замешательство, но только не Адольф. У Бога не хватит сил покарать его — так он считал.
И если я вас не убедил, если вы все еще готовы воскликнуть: «Лучше уж я почитаю о том, что происходило в Хафельде!», я отвечу: «Как вам угодно». Просто пропустите книгу восьмую и перейдите сразу к девятой. Повествование об Адольфе Гитлере будет продолжено там.
2
Погожим весенним днем, когда Клара испытывала такое счастье, гуляя с Паулой на руках по цветущему лугу, состоялась коронация Николая II. Совпал не только день, но и час, да и погода в Москве тоже стояла отличная. Такая благодать воцарилась и во всей Европе, поэтому июньские дни, когда я уже возвратился в Хафельд, и события, связанные с коронацией и ее ближайшими последствиями, навсегда слились в моей памяти с чуть ли не круглосуточным сиянием солнца в безоблачном небе.
Как уже было отмечено, именно я подсказал Маэстро, что первоначально запланированная нами атака в ходе самой церемонии лишена шансов на успех. Разумеется, мы могли инициировать множество примечательных инцидентов. Нигде во всей Европе у нас не было столько секретных сотрудников и клиентов, как в России. И часть из них составляли особы весьма высокопоставленные. В нашем распоряжении имелись великий князь (причем не один) и великая княгиня (супруга великого князя) царской крови. Мы внедрились в охранку. В ее рядах у нас водилось куда больше агентов, чем у Наглых. К нашим услугам были прикормленные министры, которые, как известно, ничем не отличаются от прикормленных псов. Мы располагали преданными людьми во всех королевских домах Европы, не говоря уж об аристократических кругах и/или генералитете. Нувориши раздвигали перед нами ноги, как получившие плату вперед девки. Олигархи были для нас особо ценимой и пестуемой клиентурой. Мы обзавелись своими людьми среди анархистов, нигилистов и террористов. Обладая такими, как в нынешние времена принято говорить, акторами, мы понимали, что, если решим не постоять за ценой, сможем устроить грандиозное безобразие прямо в день коронации.
Тем не менее я был против такой авантюры. Наглые наверняка ждали нашей атаки в этот день, а значит, и потери могли оказаться тяжелыми. Вот почему я предложил приурочить наше наступление к так называемым народным гуляньям, которые должны были пройти четырьмя днями позже. Когда Маэстро принял мое предложение, наряду с радостью меня охватил и ужас: а что, если я ошибся? Или я уже проникся монументальностью всего происходящего в России? Никогда еще я не чувствовал столь сильного противодействия со стороны Б-на. Мне было совершенно ясно: Господу угодно, чтобы коронация прошла успешно. Именно это и предопределило мою экспертную оценку, не избавив, однако же, от ощущения навалившейся на меня страшной тяжести. Господу угодно, но чем объясняется Его бесконечно живое участие в коронации?
В предшествующие десятилетия Бог сделал инвестиции во множество русских людей и российских дел, во всем их разнообразии. Он уделил внимание монархистам и республиканцам, представителям высшей знати и революционерам, готовым принять жертвенную смерть ради того, чтобы свергнуть иго аристократов. К реализации своих замыслов Он привлек даже папу римского и весь Ватикан (впрочем, точно так же поступили и мы!). Он внимал и взывающим к свободе, и уповающим на сохранение самовластья. Маэстро однажды изволил выразиться так: «Нетрудно понять, как Он думает. А думает Он так: "Я могу в каждом отдельном случае ошибиться, но никогда не оставлю без внимания того, кто возьмет верх. И таким образом выясню, что срабатывает, а что — нет». В конце концов, ради чего предоставил Он мужчинам и женщинам свободу выбора? — добавил Маэстро. — Ясно, что Ему хочется понять, кого же на самом деле Он создал».
Маэстро, конечно, всегда рад пошутить, но что, если Бог решил, будто Его главной опорой должен отныне стать богопомазанный самодержец в тесном союзе с Русской православной церковью? И не ради этого ли Он споспешествует величественной церемонии, призванной спаять воедино Корону и Крест? Ведомый Им, молодой русский царь сможет, не исключено, обратить во благо беспредельную, пусть и хаотическую энергию, присущую русскому народу.
Честно говоря, такое решение было бы, мягко говоря, парадоксальным. Положиться на Россию, безмерно увязшую в коррупции? Нашпигованную несправедливостью? Именно такое поле для битвы мы бы избрали сами, будь на то наша воля. Несправедливость порождает ненависть, зависть и злобу, приходящие на смену любви. Ибо мало кто из мужчин и женщин не испытывает ощущения, будто с ним (с ней) изо дня в день обходятся на редкость несправедливо. По этой тропинке мы подбираемся к взрослым. Подкрадываемся к плачущему ребенку. Если бы несправедливость, чинимая по отношению к другим, воспринималась бы людьми столь же остро, как несправедливость по отношению к ним самим, наши старания пошли бы прахом.
Взвесив все это, я пришел к выводу, что дело, пожалуй, заключается в личности молодого человека, которому предстояло венчаться на царство. Не было ли в нем чего-нибудь? Я попросил, чтобы Маэстро позволил мне как можно тщательнее изучить Николая. «Сделай все, что в твоих силах!» — услышав этот ответ, я так до конца и не понял, подбадривают меня или, наоборот, одергивают.
