– Кто это? – спросил юноша у обернувшегося, как и он, кузнеца. – На дварфа
[19]
похож… Но дварфы, я слышал, в ваших землях не водятся…
– Дварф и есть, – сказал Далята. – Гномами их у нас еще зовут… Немой к тому же. В рабство, бедолага, какой-то бедой попал… Я его шесть лет назад у заезжих хорезмийских купцов, случайно увидев, выкупил. Слышал, что гномы кузнецы ладные и рудознатцы умелые, и выкупил. И не прогадал, хотя заплатить пришлось немало.
– Он – твой раб? – спросил Ансгар, хотя и понимал, что рабы не должны вести себя так вольно, как вел себя этот бородатый коротышка. В доме Ансгара были свои рабы, как и в других знатных домах, и там их держали в строгости. С обязательными стальными ошейниками на шее.
Кузнец отрицательно и с улыбкой помотал головой.
– Я не держу рабов
[20]
. Он – мой помощник, почти член моей семьи, хотя чаще не с домашними водится, а со всякой нелюдью, больше с домовым и банником дружит… Но всегда волен уйти, куда ему захочется. Только мне кажется, что он уходить не желает. У нас с ним понимание хорошее сладилось, и ему в моем доме нравится.
Ансгар, уловив вопрос в глазах, перевел слова ярлу, пусть сам не понимал даже полностью, кто такой домовой и кто такой банник, хотя знал, кого славяне зовут нелюдью.
– А сам он из каких краев? – с трудом подбирая слова, спросил Фраварад, сразу заметивший подозрительную заинтересованность дварфа их разговором. А им, зная свою миссию, следовало все необычное считать подозрительным и не упускать никакую мелочь, способную повлиять не только на судьбу человека, пусть и первого в стране, но и на саму страну в целом, поскольку страна всегда идет вслед за своим первым человеком.
– Откуда же я-то могу знать! Он же немой. Язык у него каким-то извергом вырезан… Сам он мужичок не злой, хотя и сердится часто. Обидчивый просто и шибко вспыльчивый. И слушается только меня… Я зову его Готлав. Это не его имя, но нужно же как-то его звать, если он не может сказать свое. Знавал я раньше одного кузнеца Готлава и его так же прозвал. По памяти… Но давайте поговорим о мече Ренгвальда.
Они как раз вошли в чистую и светлую комнату, из высоких и узких, на бойницы похожих окон которой открывался вид в даль. Дом стоял на высоком берегу, и обзор с этого берега был обширный. От такого вида дух захватывало.
– Теперь, после смены клинка, это уже не меч Ренгвальда, – слегка расстроенно сказал Ансгар, которому до красивого вида, кажется, дела не было. – Но меч Ренгвальда тоже ты делал?
Кузнец засмеялся.
– Сынок, я не настолько стар, как ты думаешь… Меч Ренгвальда делал мой прадед больше ста лет назад. Я тогда еще не родился. Но прадеда тоже Далятой звали, как меня, и клеймом его я пользуюсь, как наследник кузни и имени.
– Да, я не то сказал… – согласился юноша. – Но пусть этот теперь называется мечом Кьотви. Я думаю, рукоятки будет достаточно, чтобы понять, одно это оружие или нет.
Кузнец внешне чуть виновато, но оставляя при этом взгляд твердым, улыбнулся:
– Я хотел бы подождать до завтра. Остался еще один день до срока, назначенного Кьотви.
– Но мы же отдали тебе твое клеймо… – Ярл ткнул пальцем в клапан кармана кузнеца.
Наследник меча переводил слова аккуратно, но сам еще больше хмурился.
– Такое клеймо получает и тот, кто топор или кочергу закажет, – возразил Далята. – Клеймо ничего не решает.
– Кузнец, неужели мы похожи на обманщиков… – с укором сказал Ансгар.
– Люди, которые приходили за мечом позавчера, тоже выглядели вполне прилично. Но у них даже клейма не было, и они не знали цену. Сказали, заплатят, сколько я запрошу. А я не прошу больше договоренного. Вы цену знаете?
– Знаем… – сказал юноша. – Вес на вес… Но наша беда заключается в том, что если мы завтра утром не уплывем домой, то не успеем на выборы нового конунга. Пока у меня в руках нет меча, никто не признает во мне конунга, потому что меч Ренгвальда считался символом власти. Отец обладал властью и без символа. И потому на время ремонта отвез меч тебе. А сейчас он мне нужен. Есть слишком много желающих захватить власть незаконно. Вот и к тебе за мечом, говоришь, приходили…
– Позавчера? – переспросил ярл Фраварад.
– Позавчера, – подтвердил Далята.
– Позавчера приплыли шведы. Это были шведы?
Ансгар переводил.
– Вообще-то, я отличаю свеев от урман. Много раз встречался и с теми и с другими и по делам, и на поле брани. Ко мне приходил ваш соотечественник.
– Кто-то хочет лишить сына отцовской власти… – чуть не простонал ярл. – И, кажется, близок к тому, чтобы своего добиться. Выход один – война… Ты, кузнец, своим недоверием обрекаешь Норвегию на внутреннюю войну…
– А почему ты не отдал меч позавчера? – спросил Ансгар, не став переводить предыдущие слова дяди.
Далята развел руки, изображая лицом крайнее удивление.
– Тот человек сам не взял его. Я, честно скажу, готов был уже отдать – так он убедительно говорил, что послан самим конунгом Кьотви. Но он не взял.
– Почему? Зачем же тогда он приходил?
– Он не знал главного наговора меча. Я сказал ему то, что вложила в это оружие Огненная Собака, он испугался. И убежал вместе со спутниками… Чуть не упал на лестнице. Лестница у меня крута… Вы знаете этот наговор?
Далята строгим испытующим взглядом посмотрел сначала на юношу, потом на его дядю, пытаясь прочитать ответ по их глазам, и, кажется, остался довольным.
– Если меч обнажит кто-то, кроме хозяина, этот человек от самого меча и погибнет, – твердо сказал юноша, глядя кузнецу прямо в глаза. – Так случилось со старшим братом моего отца, когда он, не став еще конунгом, при живом собственном отце, без разрешения обнажил меч, оступился и упал на клинок горлом. Так Кьотви сделался наследником, но не стал следовать примеру брата и обнажил меч Ренгвальда только тогда, когда стал его обладателем по праву. Я готов обнажить меч при тебе, если тебя удовлетворит такое доказательство…
