Нет, голос ярла Фраварада явно был фальшивым и даже слегка картавым, и это заставило Ансгара задуматься чуть ли не с поднятой ногой.
– Ансгар… – опять позвала мать. – Иди же к нам…
Вот голос матери сомнений не вызывал. И юный конунг уже взялся за веху рукой и в самом деле ногу поднял, чтобы шагнуть в сторону, когда вдруг с той самой стороны раздалось такое яростное и зловещее бульканье грязи, словно болото закипело, готовое фонтаном выплеснуться к самым облакам. И тут же послышалась ругань, теперь уже произносимая на славянском языке. Голос был скрипучим и вибрирующим, злобным и словно бы уши царапал, и тоже слегка картавым, показывая, кто именно пытался голос ярла Фраварада скопировать.
– Да откуда эти подлецы взялись… Да что им здесь надо… Что не в свои дела лезут… Я уничтожу их вместе с мальчишкой и его мечом… Я их утоплю и размажу по грязи… Всех размажу… Всех… В грязь… В грязь… В грязь…
– Не слушай ее, не сходи с тропы… – сказал со спины конунга маленький, но решительный нелюдь Хлюп, опирающийся при движении по болоту на дубину, в три раза превышающую его рост. – Титмар послушался, теперь его надо спасать. Иди вперед, кормчий еще жив…
И, подтверждая слова причального, грозно и требовательно, посылая конунга вперед, замычал дварф. Ансгар успел сделать два быстрых шага, но тут из камыша на тропу впереди выскочило какое-то низкорослое, косматое, круглопузое создание с тощими сутулыми плечами и загородило дорогу.
– К родителям, к родителям иди… – произнесло создание фальшивым голосом ярла Фраварада, и теперь юноша не сомневался, что это не сам ярл говорит, хотя голос слышался слегка похожим. – Ждут они тебя, печалятся…
– Ах, ты, кляпая
[64]
… – взвыл Хлюп. – Тебя с твоим змеиным языком кто сюда звал в дневное время… Ты кто такая будешь, чтобы нам мешать?
– Ксюня я… – существо, представившись, злобно, но при этом весьма самодовольно хихикнуло, словно ожидая слов восхищения в свой адрес.
– Да как ты ни назовись, все равно шишигой драной останешься… Научилась же голоса подделывать… Я тебя дрыном вот отучу… – причальный замахнулся своей большой дубиной, но сам чуть не упал, потому что неведомая сила потянула за конец шеста, и Хлюп вынужден был выронить его.
Причальный ошарашенно посмотрел вокруг, но за спиной его шагах в пяти только Хаствит стоял. И никого рядом видно не было.
– А ты не маши дрыном, а ты не маши дрыном… А не то этот твой дрын тебя сейчас и отходит… Мое здесь распрекрасное болото, и не тебе, причальному мокрому, в мою великолепную грязь лезть… Не мешай, коли ты уж сам из наших… Нас сама Мара
[65]
послала…
– Пусть хоть сам Локи тебя послал… – сказал сердито Ансгар и схватился за меч.
– Давай, давай, помаши мечом, и у тебя меч вылетит, как у нелюдя дрын… Давай, давай… – визгливо засмеялась шишимора.
– Что тебе надо? – спросил Хлюп, слегка присмиревший при имени Мары.
– А вам что здесь надо?
– Мы спешим спасти нашего кормчего, – сказал юный конунг, – не мешай нам, уйди с тропы…
– Спасай, когда я разрешу… Только сначала сделай, что прикажу, и быстро… Сними рукоятку меча, отдай Волос Мары, тогда и спасай своего кормчего… Мара велела забрать… Ее волос… Отдай… Все равно не пройдешь дальше… В болоте утонешь, и кормчий твой утонет… Спеши, спеши… Он уже тонет… Ой, как он плачет… Ой, как зовет тебя… Вот-вот грязь уже хлебать начнет… Отдай меч… Мне не меч нужен, мне Волос Мары отдай… Утонешь… И все утонете… В трясину вас всех загоню… Размажу по грязи…
Руки ее взметнулись в стороны и разбросали куски звонко шлепающейся грязи.
Ансгар не знал, как ему поступить. Потерять меч он не мог и про Волос Мары в рукоятке ничего не знал, и ломать рукоятку, чтобы Волос достать, не хотел, потому что меч без рукоятки – уже не оружие, но и не мог он оставить в беде кормчего Титмара. Но за пряжку, крепящую ножны к поясу, все же взялся.
Ситуация, застывшая во времени, разрешилась сама собой.
Внезапно за спиной шишиморы раздался басовитый и пугающий собачий лай, и через мгновение на тропу из камыша выбежала громадная черная вислоухая собака. Выбежала и остановилась, готовая к обратному развороту, еще раз гавкнула, словно приглашая Ансгара с гномом и причальным поспешить. Шишигу собака словно бы и не замечала и совершенно не боялась.
Ксюня обернулась и небрежно, слегка лениво повела рукой, будто хотела смахнуть собаку с тропы брызгами, как ненужную вещь. Болото по сторонам тропы от этого движения пошло, камыши прогнулись до грязной жижи, сама тропа, кажется, закачалась. Но собака, оставаясь неподвижной, хотя шерсть на ее сильном теле зашевелилась, уставилась перед собой прямо и грозно. И вдруг Ансгар увидел, как глаза собаки стали наливаться напряженным и сначала тяжелым красным светом, потом свет быстро перешел в более легкий, более яркий, пока не покраснел добела. А еще через мгновение на голове Ксюни вдруг задымились и запылали распущенные, торчащие во все стороны грязные волосы, перемешанные с болотной тиной. Она взвизгнула перепуганной свиньей и стремительно бросилась в болото вниз головой.
– Вперед! – крикнул причальный, подобрал свой дрын, подбросил в руке, пристроил на плечо и торопливо двинулся вслед за конунгом.
Собака показывала им путь. Но бежать пришлось недолго. Чуть в стороне от тропы, почти по горло погруженный в трясину, тонул в грязной жиже кормчий Титмар. Он, конечно, не плакал, как говорила Ксюня, и не звал никого на помощь. По крайней мере не звал словами. Но глазами, конечно, звал. Хлюп без разговоров протянул кормчему дрын, специально для этого и прихваченный им в лесу. Бросив топор на тропу, за тот же дрын схватился Хаствит, и Ансгар тоже помог. Втроем они сразу вытащили уже не ожидавшего спасения кормчего.
Тот отряхнулся, как собака, сбрасывая с себя грязь.
– Сначала в воде не утонул, потом в трясине уцелел, теперь осталось под землю не провалиться и в огне не сгореть, – сказал Титмар, славянским языком владеющий чуть хуже Ансгара, но все же объясняющийся понятно. – Всем вам благодарен жизнью и, клянусь откушенной рукой Тюра
[66]
, при первом же случае постараюсь с вами расплатиться…
