– Заходи, ярл. Сейчас дождь будет моросить, ни к чему тебе мокнуть.
Дождь заморосил сразу после этих слов, и сразу же после них Торольф Одноглазый шагнул за полог, торопясь услышать важные для себя вести. В этом колдун был незаменимым помощником. Кроме него, никто не смог бы держать ярла в курсе происходящих так далеко событий.
– Что-то важное?
– Очень важное, хотя и не совсем понятное, – сказал колдун, мрачно думая о своем. – Садись… И подожди…
Ворона в закутке не было, как не было недавно и чайки. И никто не мешал разговору, но колдун начать его не спешил. Потом привычным движением взял из мешочка щепотку порошка и нарисовал им в воздухе магический треугольник, который сразу загорелся. И огонь опять свободно висел в воздухе, создавая рамку, в которую колдун внимательно смотрел, шепча про себя какие-то слова, словно бы даже называя кого-то по именам. Но Одноглазый уже привык к этим треугольникам и не удивлялся, как удивился, увидев впервые. Он молчал, понимая, что нельзя прерывать акт колдовства и что это колдовство направлено на пользу ему самому. Наконец Гунналуг легко махнул ладошкой, загасив пламя треугольника, и опустил руки.
– Не знаю, что случилось. Слишком далеко, чтобы почувствовать нити… Короче говоря, дело обстояло так. Я послал тридцатирумный драккар своего Дома, на котором был колдун, способный воспринять мою весть, уничтожить драккар ярла Фраварада. Моя команда была выполнена. Но сначала меч, который Ансгар все же получил в руки, пытались выкрасть. Ярл послал опытного ныряльщика. Но там кто-то со стороны вмешался. Случайность… Какая-то славянская нелюдь помешала… Потом мой драккар уплыл ниже по течению и перекрыл русло Ловати цепью, на которую хотел поймать идущий по ветру драккар Фраварада. На такую уловку многие попадаются, чтобы избежать столкновения. Но Фраварад, к нашему несчастью, оказался опытным моряком, он не поплыл на цепь и пошел на таран, и носом своего драккара до половины разрезал борт моего драккара. Там завязалась схватка, и норвежцы, хотя их было меньше, побеждали моих воинов. Там было трое непобедимых бойцов. Сам ярл Фраварад, который всегда славился в мечном бою, и, помнится, даже Кьотви хвалил его за это. Потом какой-то очень крепкий дварф, который перерубил чуть не пятую часть моей команды своим топором. И, конечно, молодой Ансгар, который с мечом своего отца не знал равных ни среди своих, ни среди чужих. И валил всех, кто попадался ему под руку. Он одним ударом убил ярла моего Дома, не только опытного моряка, но и сильного воина. А потом оба драккара, поврежденные при столкновении, развалились, и все воины, живые и мертвые, ушли под воду.
– В доспехах никто не может плавать, – торопливо и почти с радостью сказал Торольф. – Ансгар утонул?
– Утонули почти все. Лишь несколько человек сумели уплыть на обломках, но Ансгара среди них моя птица не нашла, хотя специально долго кружила над ними.
– Ансгар утонул… – словно себя похвалил, сказал Торольф с удовлетворением.
– В том-то и дело, что это неизвестно, – сердито сказал Гунналуг.
– В доспехах не плавают… – повторил ярл, уже почти чувствуя себя конунгом.
– Я только что прямо перед твоими глазами смотрел в магическом огненном треугольнике лица всех, кого валькирии брали под руки, чтобы ввести в ворота Вальгаллы и представить Одину. Там не было ни Ансгара, ни Фраварада. Там даже дварфа не было, а дварфов, как я знаю, О́дин особо уважает и берет в Вальгаллу охотно, хотя они и редко погибают в бою, потому что не много воюют и живут по пять столетий.
– Как же так? – не понял Одноглазый. – Ансгар был в доспехах?
– Я специально спрашивал об этом птицу. Она видела бой от начала до конца. И даже описала мне доспех мальчишки. На нем была византийская легкая кольчуга с пластинчатым усилением на груди и византийский же шлем с золотой насечкой.
– Да, это его обычный доспех, я помню, – сказал Торольф.
– В доспехе был и ярл Фраварад.
– В доспехах не плавают, – в третий раз сказал Одноглазый, сам себя уверяя в лучшем для него лично раскладе событий. В нем опять вспыхнуло недоверие к колдуну, как недавно, после прилета первой птицы-гонца. Что-то колдовские гонцы темнят и путают, или сам колдун плохо понимает их язык, но не хочет в этом сознаваться.
– Я соглашусь с тобой, что в доспехе не плавают. Они и утонули, наверное. Но среди мертвых, принятых в Вальгаллу, их нет, хотя оба погибли с оружием в руках и во время боя. Они не бежали, чтобы их можно было не пустить в Вальгаллу и отправить в хель. Я смотрел в магическом огненном треугольнике и хель. Туда попало только двое участников этого боя. Один швед и один норвежец, которые слишком сильно дрожали и защищали себя, когда следовало защитить собрата. Больше никого. А Фраварад с Ансгаром словно развоплотились. Или, что еще более невероятно, каким-то образом выплыли.
– Могли они попасть в Вальгаллу раньше остальных?
– Я не могу посмотреть, что творится в самой Вальгалле, – усмехнулся Гунналуг. – Это чертог О́дина. Туда невозможно заглянуть и невозможно никого послать. Для удовлетворения любопытства туда следует сходить, а живым это удается редко. С седьмой скрижалью на руках я, возможно, и сумел бы одном глазом подсмотреть за Одином. Но без нее в этом вопросе я полностью бессилен.
Ярл, сидя, выпрямился. Слова про один глаз показались ему оскорбительными, хотя, конечно же, колдун никак не имел в виду самого Одноглазого. Но Гунналуга, мало привыкшего считаться с окружением, движение ярла ничуть не смутило.
– Да я и надобности в этом пока не вижу. Магический огненный треугольник показывает всех, кого туда уводят… Всех, и многих я узнал… А вот Фраварада с Ансгаром там не было.
– Где же они?
– Боюсь, что они живы, хотя и остались без драккара.
– В доспехах не плавают, – в четвертый раз сказал Торольф, теперь уже сердито, потому что сам хорошо знал, каково оказаться в воде в доспехах. Его самого однажды спасла только мель. – Мель… Они попали на мель…
– Тогда птица увидела бы их.
– Так где же они?
– Пока не знаю. Но скоро буду знать… – зло сказал Гунналуг.
И посмотрел на ярла таким взглядом, что у Торольфа волосы на спине зашевелились.
Смотреть колдун умел грозно и уничтожающе.
– Узнавай… – все же сказал ярл сердито и торопливо вышел из закутка, словно испугавшись своей же сердитости, вернее, не самой своей сердитости, а реакции Гунналуга на эту сердитость…
Глава 5
Овсень понял и вспомнил, и в голове растеклось тепло от ожидаемой возможности и одновременно опасения, что ожидания окажутся напрасными. Но сотник решительно отмел опасения, потому что хорошо помнил предупреждение жены: если сомневаешься – лучше не берись. Чтобы сделать дело, надо в него верить и необходимо очень сильно хотеть, заставлять себя хотеть. В противном случае будет только вред. И он взялся за дело решительно, понимая, что спасти Велемира может только он с помощью камня Всеведы. Как всегда бывало в серьезные решающие моменты, сотник сумел сосредоточиться.
