– Я старался сказать правду, воевода, – тем не менее, не смутился нелюдь. – Что видели мои глаза, то и говорил язык. И Хаствит может подтвердить мои слова.
– Да это я понимаю, слова немого гнома очень ценны… – засмеялся воевода, но тут же понял, что ведет себя невежливо по отношению к гостю, и постарался исправить положение. – Но у меня нет оснований сомневаться в воинской доблести конунга, и потому я верю тебе. Мне не ясно только одно. Почему свеи напали на урман? Они же, насколько я знаю, добрые соседи и против нас выступают обычно сообща. Самому приходилось рубиться одновременно и с теми, и с теми. Да и свежий пример есть – кровавый набег на Бьярмию. И свеи, и урмане там были вместе. Два урманских вождя со своими воями, и много свейских воев. Так почему здесь не так? Что они здесь не поделили? Значит, была причина?..
– Об этом может только сам Разящий рассказать, – нелюдь сделал и второй шаг назад, к лавке, и сел, завершив свою сказительную миссию.
Пришла очередь рассказывать юному конунгу.
Но Ансгар начать свой рассказ не успел, потому что в горницу вошли две женщины и на деревянных резных подносах внесли еду, которую стали расставлять на столе перед воеводой. Впрочем, еды было не так много, и вся она была простой, и много времени сервировка стола не заняла. Женщины сразу вышли.
Юный конунг не мог не заметить, что в Норвегии только в их доме так сервировали стол, и этот обычай принесла мать, получившая его от своей матери-гречанки. В других же домах, даже в домах самых знатных людей, ели привычно из общего котла, и даже редко делали это за столом, потому что стол не в каждом доме имелся.
– Придвигайте свою лавку к столу ближе, – распорядился Вихорко как гостеприимный хозяин. – Я с вами трапезу разделить не смогу, поскольку сам только что из-за стола, в гостях был, меня накормили так, что конь еле принес, и вообще лопнуть боюсь, но угостить вас, чем Скотий Бог
[104]
послал, буду рад.
На столе стояла большая глиняная посудина с кашей, вторая такая же посудина с кулагой, несколько видов вареной и запеченной мягкой речной рыбы, ломтями нарезанный пышный хлеб, глиняный жбан с квасом, и каждому из четверых гостей выделили по отдельной глиняной тарелке и деревянной ложке. Судя по тому, как неуверенно взяли ложки в руки конунг с Титмаром, вечерний урок хозяина причала Вакоры был еще плохо усвоен…
* * *
Славянский обычай не разговаривать во время еды о делах был соблюден. Разговор продолжили только тогда, когда те же женщины все убрали со стола. Но теперь лавку из-за стола не унесли к стене, и гости разговаривали с воеводой, сидя против хозяина, что ставило их почти в равные условия. Ну, разве что кресло воеводы было значительно выше скамьи, и это давало ему преимущество.
Ансгар в ответ на взгляд воеводы Вихорко рассказал, что произошло в Норвегии после смерти конунга Кьотви. Жаждущие собственной власти сильные ярлы протягивали руки за титулом, им не принадлежащим, а юный наследник титула предъявить свои права не мог, потому что не имел в своих руках символа власти – меча Ренгвальда, который к настоящему дню уже превратился в меч Кьотви. И теперь, после потери драккара своего дяди и гибели самого дяди Фраварада, Ансгар уже никак не успевал на народное собрание, которое должно было выбрать нового конунга, если он не предъявит свои права. Появись он там с мечом, никаких выборов бы не было, хотя недовольных ярлов по одному, с помощью других, более лояльных, пришлось бы ставить на место, но делал бы это уже законный конунг, а не претендент. Появись он там без меча, свои права пришлось бы отстаивать, возможно, с помощью союзников, которых еще предстояло купить или приобрести иным образом, или с помощью собственных воинов. Но теперь, потеряв только день и не имея драккара, чтобы отправиться в дорогу, Ансгар уже вообще не попадает на собрание, и конунгом выберут кого-то другого. Конечно, когда вернется Ансгар, вопрос с выборами станет спорным, и его неизвестно как, но придется разрешать. И именно для того, чтобы его задержать, шведы напали на драккар ярла Фраварада. Они своей цели добились и поддержали других претендентов…
– Но у вас же и другие конунги есть… – сказал вдруг Вихорко. – Они тоже могут свое слово сказать…
– Нет, – категорично ответил Ансгар. – Конунга должны выбрать только через двенадцать дней. То есть уже через одиннадцать. Из нескольких наиболее сильных и значимых ярлов. Других конунгов в Норвегии нет…
– Подожди… Я чего-то не понимаю… – Вихорко наморщил лоб. – Недавно на Бьярмию напали свеи и урмане. Возглавляли их два ваших конунга…
– Сразу два?.. – юноша даже заулыбался. – Норвегия слишком маленькая страна, чтобы сразу два конунга отправились в один поход… Так же и в Швеции только один конунг. Были времена, когда конунгов было и два, и три, и они между собой воевали. Но эти времена прошли. Есть несколько конунгов в Дании, и они тоже между собой воюют за власть, но даны не ходят походом в Бьярму. Для них это слишком далеко. Они чаще плавают на закат, грабят Англию, обосновались прочно в Ирландии… Говорят, там у данов целая колония… По слухам, и дальше добрались, за океан, и нашли на полуночной стороне какую-то обширную незаселенную землю, где воевать можно только с погодой. Но это все никак не касается Бьярмии…
Воевода встал, но продолжал внимательно наблюдать за юношей, словно хотел увидеть его реакцию на свои слова.
– Конунг Торольф Одноглазый и конунг Снорри Великан… Эти имена что-то тебе говорят?
– Имена мне говорят, – согласился Ансгар, сразу потемнев лицом, и даже голос его стал грозным, не юношеским, но мужским. – Это два ярла, самых главных моих противника, особенно старший – ярл Торольф Одноглазый, которого поддерживает сильный шведский Дом Синего Ворона. Снорри Великан – это сын Торольфа, непобедимый покуда воин, но глупый и заносчивый человек. Они очень не ладят друг с другом и всегда готовы один другого предать и даже убить…
– Они не ладили… – поправил воевода.
Ансгар долго соображал, вдумываясь в тонкости славянской речи и пытаясь правильно понять разницу окончаний слов. Наконец, юноше показалось, что он понял правильно. Но уточнить, чтобы не ошибиться, следовало.
– Что ты хочешь сказать? – спросил, наконец, Ансгар.
– Хочу сказать, что непобедимого воя Снорри Великана в несколько ударов убил в поединке наш простой сотник Овсень, ничем особым ранее не прославившийся, кроме доброго нрава и умной головы. Поединок произошел уже после того, как сотня из сожженного накануне свеями и урманами Куделькиного острога уничтожила всю дружину Снорри – полторы сотни дикарей, большей частью, свеев. И при этом почти без собственных потерь. Единственная потеря, был серьезно ранен стрелой в грудь десятник стрельцов, но он уже оправился и снова сидит на своем лосе так же твердо.
– На чем сидит? – не понял Ансгар.
– На лосе. В Бьярме многие воины предпочитают лошадям боевых лосей. А если бы сотня подошла к своему острогу на три дня раньше, возможно, та же печальная участь постигла бы и воев Торольфа. Но получилось так, что на берегу остался только один Снорри. Основную часть его грабителей перестреляли стрельцы, и могли бы перестрелять всех, но сотник просил хоть часть оставить для простых воев, потерявших родных. Им надо было отвести душу и отомстить – и остальных просто перерубили в гневе в мгновение ока. А потом сожгли их драккары и захватили раненых, что на драккарах отлеживались. Привезли мне в подарок. Я недавно ездил в подгорную клеть, где мы держим преступников, и беседовал с ними.
