— Не могу сосредоточиться.
— Вы чем-то обеспокоены?
— Нет. Да. Нет. Да, по крайней мере думаю, что близка к этому.
— Не могу ли я помочь?
Лавиния запустила пальцы в воронье гнездо, выудила оттуда карандаш и удовлетворенно посмотрела на него:
— Смотри-ка, вот где мой желтый карандаш. — Она сунула его обратно в прическу. — Лиз, дорогая, не подумай, пожалуйста, что я вмешиваюсь или что-нибудь такое, но ты случайно немного не… не испытываешь чего-то к Лесли Сирлу? А?
Лиз подумала, как это похоже на ее тетку — употребить такой старомодный эдвардианизм, как «испытывать что-то». Ей всегда приходилось осовременивать язык Лавинии.
— Если под «испытывать что-то» вы имеете в виду «влюблена», успокойтесь, я не влюблена.
— Не знаю, то ли это, что я имею в виду. Если уж на то пошло, магнит любить не станешь.
— Что?! О чем вы говорите?
— Не полюбить, нет, не настолько. Плениться. Он восхищает тебя, ведь правда? — Она произнесла это не вопросительно, а утвердительно.
Лиз подняла голову, посмотрела в обеспокоенные детские глаза и, уклоняясь от ответа, спросила:
— Почему вы так думаете?
— Наверное, потому, что и я чувствую то же самое, — ответила Лавиния. Это было так неожиданно, что Лиз потеряла дар речи.
— Я очень жалею, что пригласила его в Триммингс, — продолжала Лавиния с несчастным видом. — Но не будешь же ты отрицать, что этот человек выводит всех из душевного равновесия? Я уж не говорю о Серже и Тоби Таллисе…
— Это что-то новенькое!
— Они снова стали было друзьями, и Серж вел себя хорошо и работал, а теперь…
— Но Лесли Сирл в этом не виноват. Это было неизбежно. Вы же понимаете, что это так.
— И Марта как-то странно забрала его к себе после обеда у нас и долго не отпускала. Я хочу сказать, каким образом она присвоила его в качестве эскорта, не ожидая, что будут делать остальные.
— Но викарий должен был проводить домой мисс Юстон-Диксон. Марта знала это. Совершенно естественно, что викарий должен был пойти с мисс Диксон, им по пути.
— Дело не в том, что сделала Марта, дело в том — как. Она захватила его.
— О, это просто барственная манера Марты.
— Чепуха. Она тоже это почувствовала. За… зачарованность.
— Конечно, он необыкновенно привлекателен, — проговорила Лиз и подумала, что это клише абсолютно не отражает характера Лесли Сирла.
— Он — он сверхъестественный, — с несчастным видом произнесла Лавиния. — Другого слова нет. Смотришь и ждешь, что он теперь станет делать, словно это будет знак, или знамение, или откровение, или еще что-нибудь. — Она употребила глагол в безличной форме, однако поймала взгляд Лиз и добавила с вызовом: — Ведь так, правда?
— Да, — согласилась Лиз. — Наверное, что-то вроде этого. Как будто… как будто все, что он делает, любая мелочь приобретает значение.
Лавиния взяла со стола изжеванный карандаш и начала что-то машинально черкать на промокашке. Лиз заметила, что тетка рисует восьмерки. Должно быть, Лавиния действительно была взволнована: когда она бывала в хорошем настроении, она рисовала елочки.
— Понимаешь, очень странно, — проговорила Лавиния в раздумье. — Я чувствую такое же желание смыться из комнаты, в которой он находится, как если бы там находился известный преступник. Только он, конечно, гораздо более славный. Но то же ощущение чего-то дурного. — Она яростно начертила несколько восьмерок. — Если бы он исчез сегодня вечером и кто-нибудь сказал, что это был просто красивый демон, а вовсе не человеческое существо, я бы поверила. Помоги мне Бог, поверила бы.
Тут она опять швырнула карандаш на стол и произнесла с легким смешком:
— И тем не менее все это совершенная нелепица. Смотришь на него, пытаешься найти, что в нем такого необыкновенного, — и что? Ничего. Светло-золотые волосы, кожа, как у младенца. У того норвежского корреспондента «Кларион», которого Уолтер приводил к нам домой, было все то же самое. Сирл необыкновенно изящен для мужчины, но и Серж Ратов изящен. У Сирла приятный мягкий голос и такая милая медлительная манера речи, но половина жителей Техаса и большая часть населения Ирландии говорит так же. Перечисли все его привлекательные черты — и что получишь в итоге? Могу сказать, чего не получишь. Не получишь Лесли Сирла.
— Да, — задумчиво произнесла Лиз. — Да. Не получишь.
— Самое главное, самое притягательное ускользает. Что делает его столь отличным от других? Знаешь, даже Эмма это чувствует.
— Мама?
— Только это оказывает на нее обратное действие. Она не выносит его. Она достаточно часто не одобряет тех, кого я приглашаю в дом, иногда испытывает неприязнь к ним, но Лесли Сирла она ненавидит.
— Она говорила вам?
— Нет. Это и так видно. Слов не требуется.
Да, подумала Лиз. Не требуется. Лавиния Фитч, милая, добрая, рассеянная Лавиния, изготовительница романов для вечных подростков, обладала, оказывается, интуицией писателя.
— Какое-то время я даже думала, не потому ли это, что он немного сумасшедший, — сказала Лавиния.
— Сумасшедший?!
— Только чуть-чуть, конечно. Есть какая-то дьявольская притягательность в людях, которые безумны в каком-нибудь одном отношении и при этом совершенно здоровы во всех остальных.
— Лишь в том случае, если вы знаете об их безумии, — заметила Лиз. — Вам должны быть известны их умственные заскоки, только тогда вы ощутите их «дьявольскую притягательность».
Лавиния подумала.
— Да, наверное, ты права. Но это не важно, потому что я для себя решила, что теория «сумасшествия» не проходит. Я никогда не встречала в этом доме никого столь здравомыслящего, как Лесли Сирл. А ты?
Лиз не встречала.
— А тебе не кажется, — проговорила Лавиния, снова принимаясь что-то машинально рисовать и избегая глаз племянницы, — что Уолтер тоже начинает обижаться на Лесли Сирла?
— Уолтер?! — воскликнула удивленно Лиз. — Ну конечно нет. Они лучшие друзья.
Лавиния, семью точными взмахами карандаша построившая дом, пририсовала ему дверь.
— Почему вы сказали так про Уолтера? — спросила Лиз, как бы бросая вызов.
Лавиния прибавила четыре окна и трубу и разглядывала полученный результат.
— Потому что он так внимателен к нему.
— Внимателен! Но Уолтер всегда…
— Когда Уолтер кого-то любит, он принимает этого человека как нечто само собой разумеющееся, — объяснила Лавиния, пририсовывая дым. — Чем больше он его любит, тем меньше обращает на него внимания. Он даже тебя считает чем-то безусловно данным — как ты, несомненно, заметила еще раньше. До последнего времени он и Лесли Сирла принимал как нечто само собой разумеющееся. А сейчас нет.
