— Температура — не знаю, а вот давление…
— Ах, бедненький… — Амазонка явно восприняла его слова буквально. — А все шло так хорошо. Сестра Ингхэм очень расстроится. Она очень вами гордится.
Для Гранта явилось откровением, что Пигалица гордится им, но и это известие не доставил ему радости. Теперь он хотел, чтобы температура действительно повысилась, — надо осадить возгордившуюся Пигалицу.
Однако визит Марты отвлек его от эксперимента, который должен был доказать, что разум сильнее материи. К тому же, если Пигалица гордилась его быстрым физическим выздоровлением, то Марта считала себя причастной к его выздоровлению душевному. Она была довольна, что ее с Джеймсом поход в магазин оказался столь эффективным.
— Ты уже что-нибудь придумал насчет Перкина Варбека?
— Нет. К черту Варбека. Лучше скажи, зачем ты принесла мне портрет Ричарда III? Ведь за ним тайн не числится, не так ли?
— Так. Кажется, мы взяли его как иллюстрацию к истории Варбека. Нет. Подожди. Вспомнила. Джеймс вот так повертел его и сказал: «Самый знаменитый убийца всех времен с лицом святого».
— Святого! — вскричал Грант и осекся. — В высшей степени честное!
— Что?
— Да нет, ничего. Просто вспомнил свое первое впечатление. Тебе тоже кажется, что это лицо святого?
Марта взглянула на фотографию, прислоненную к стопке книг.
— Свет плохо падает, и я ничего не вижу, — сказала она и взяла фотографию в руки.
Только тут Грант вспомнил, что для Марты так же, как для сержанта Уильямса, изучение лиц — занятие профессиональное. Изгиб бровей, линия рта говорили Марте о характере человека не меньше, чем сержанту. Более того, она не могла сыграть роль, не придумав себе сначала лица.
— Сестра Ингхэм считает, что он очень мрачный. Сестра Даррелл видит в нем злодея. Хирург уверен, что у него был полиомиелит. Сержант Уильяме сказал, что он прирожденный судья. Старшей сестре он кажется мучеником.
Марта довольно долго молчала.
— Знаешь, странно. На первый взгляд он показался мне злобным и подозрительным. Вздорным. А потом первое впечатление стерлось. Он совершенно спокоен. Да-да, у него умиротворенное лицо. Вероятно, Джеймс именно это имея в виду, говоря, что у него лицо святого.
— Нет, не думаю. По-видимому, он говорил о совестливости.
— Может быть. Но это настоящее лицо! Не соединение органов слуха, дыхания, поглощения пищи. Замечательное лицо. Если его немножко изменить, будет Лоренцо Великолепный.
— А может, это и есть Лоренцо, просто вы спутали портреты?
— Ну нет. Почему тебе пришло в голову?
— Потому что лицо не соответствует характеру исторической личности! А? Взяли и перепутали портреты?
— Такое, конечно, возможно, но это портрет Ричарда. Оригинал, как сказал Джеймс, находится в Виндзорском замке и включен в опись, сделанную еще при Генрихе VIII. Так что ему лет четыреста, не меньше. В Хэтфилде и Олбери есть копии.
— Значит, все-таки Ричард, — нехотя смирился Грант. — У меня нет ничего, за что можно было бы уцепиться. Ты никого не знаешь в Британском музее?
— В Британском музее? — переспросила Марта, не отрывая глаз от фотографии. — Нет, кажется. Не помню. Я и была-то там всего один раз, смотрела египетские украшения, когда играла Клеопатру с Джеффри… Ты видел Джеффри в роли Антония? Благородного Антония? Почему-то я боюсь туда ходить. Сосуд времен. Все равно что смотреть на звезды. Чувствуешь себя маленькой и ничтожной. А что ты хотел в БМ?
— Мне нужна какая-нибудь информация о хрониках, которые писались во времена Ричарда. Так сказать, отчеты современников.
— Значит, сэр Томас тебя не устроил?
— Да он просто-напросто старый сплетник, — не без злости ответил Грант. Он уже почти ненавидел всеми обожаемого Мора.
— Ладно, ладно. А тот человек в библиотеке, который дал мне книгу, говорил о нем с благоговением. Житие Ричарда III в изложении Святого Томаса Мора, и все такое.
— Тоже мне житие, — буркнул Грант. — Он жил при Тюдорах и писал о Плантагенетах то, что ему рассказывали, потому что самому ему было тогда пять лет.
— Пять лет?
— Пять.
— Да-а-а. Ничего себе первоисточник!
— Вот так. Точность как у букмекера. К тому же он по другую сторону. Слуга Тюдоров — это слуга Тюдоров, когда речь идет о Ричарде III.
— Да-да. Понимаю. Ну а что ты хочешь узнать о Ричарде, ведь за ним не числилось никакой тайны?
— Например, что за человек он был. Для меня он — загадка посложнее любой, с какой мне приходилось когда-либо сталкиваться. Что заставило его перемениться едва ли не за одну ночь? До смерти брата не было человека благороднее и преданнее.
— Может быть, чем ближе к трону, тем больше искушений?
— Может. Но он-то до совершеннолетия наследника должен быть регентом. Протектором Англии. Если знать его жизнь, то и этого не так уж мало. Подумай сама, ему не за что было жаловаться на судьбу.
— Представь себе, Ричард не любил мальчишку и хотел «проучить» его. Странно, но мы всегда думаем о жертвах почти как об ангелах. Не люди, а подобия Иосифа. Допустим, наследник был несносен и заслужил, чтоб его посадили в темницу. Или сам попросил, чтоб его тихонько низложили.
— Их было двое, — напомнил Грант.
— Ну конечно. Все это слова. Ужасно, ужасно. Бедные пушистые овечки. Ой!
— Что «ой»?
— Не знаю. Наверно, пушистые овечки…
— Что?
— Нет, не скажу. Вдруг не выйдет? Я побежала.
— Ты уже совсем очаровала Маделин Марч? Она согласилась написать пьесу?
— Думаю, идея ей нравится, но пока контракт не подписан… До свидания, дорогой. Скоро увидимся.
Марта направилась к двери и, увидев зарумянившуюся Амазонку, резко ускорила шаг, а Грант и думать забыл о пушистых овечках вплоть до следующего вечера, когда обнаружил у себя в палате существо в роговых очках, которые как будто усиливали его сходство с пушистой овечкой. Грант находился в состоянии полудремы и ощущал полную гармонию в своих отношениях с окружающим миром, чего уже давно не было. История, как совершенно справедливо предвидела старшая сестра, великолепным образом способствовала обретению перспективы. Вдруг в дверь постучали, но так неуверенно, что Грант решил: «Померещилось». В больничные двери всегда надо стучать уверенной рукой. Однако на всякий случай он сказал: «Войдите», — и увидел такую не вызывающую сомнений «пушистую овечку», что долго не мог прийти в себя от смеха.
Молодой человек смущенно улыбнулся, поправил очки, кашлянул несколько раз и сказал:
— Вы мистер Грант? Я — Каррадин. Брент Каррадин. Надеюсь, вы уже не спали?
— Нет, нет, мистер Каррадин. Рад вас видеть.