— Продолжай, Арчи, — кивнула актриса. — Обо мне не волнуйся.
— Мне удалось поговорить с женщиной, которая в те времена была начинающей медсестрой, и она прекрасно помнит Марту. Похоже, у той была тяжелейшая депрессия, и медсестра без прикрас описала мне, как жестоко к ней относился медперсонал. После того как родилась Элспет, Марта не раз пыталась покончить с собой, но потом, смирившись, отдалась на волю судьбы.
— Даже представить не могу, как она все это перенесла, — вздохнула Джозефина.
— Но это еще не все. Причина, по которой эта женщина так хорошо запомнила Марту, кроется в том, что случилось через несколько недель после рождения Элспет — когда у Марты отбирали девочку. Забрать ребенка пришел ее муж, и он привел с собой мальчика лет пяти-шести. Марта ни за что не хотела отдавать дочку и в отчаянии прижимала ее к себе, но ее сопротивление, разумеется, было без толку. Когда ее муж — Винтнер — взял девочку на руки, он повернулся к мальчику и велел ему передать матери подарок. Мальчик подошел к Марте и, когда она наклонилась к нему, плюнул ей в лицо. А медсестры стояли рядом и безмолвно за этим наблюдали. Женщина, с которой я разговаривал, сказала, что на следующий же день уволилась из больницы — не в силах переносить такую жестокость.
На Лидии не было лица, и даже Ронни и Леттис, пораженные, не могли проронить ни слова.
— Ты уже говорил с Рейфом Винтнером? — наконец спросила Джозефина. — Похоже, в этой истории каждый участник — жертва. Вселить в ребенка такую ненависть в столь раннем возрасте — конечно же, впоследствии это на нем отразилось.
— Вы и представить себе не можете, во что эта ненависть вылилась с годами. Я поговорил с ним совсем немного — он еще в больнице и после удара головой довольно слаб, — но думаю, таких, как Рейф, просто не встречал: парень не испытывает ни капли раскаяния. И что ничуть меня не удивляет, во всем обвиняет мать.
— Но ему ведь это не сойдет с рук, верно?! — негодующе воскликнула Джозефина.
— О нет, хотя бы уже потому, что, даже пытаясь свалить всю ответственность на Марту, он не мог удержаться и не похвастаться, как ловко ему удалось совершить все свои преступления. Рейф — лучший обвинитель самому себе: он очень хотел, чтобы я по достоинству оценил то, как были обставлены оба убийства. Знаете, для меня это самое жуткое — ведь преступления были тщательно продуманы, так чтобы посильнее оскорбить жертв.
— В поезде были куклы Винтнера? — спросила Джозефина.
— Мы узнаем это, когда сможем допросить его как следует, но я уверен, что куклы — его. Из того, что мы теперь знаем, понятно, что кукла с поломанной рукой и обручальным кольцом — явный намек на неверность Марты. Ирис — намек на Артура. Кстати, и выбор никотина при убийстве Обри тоже не случаен: им ведь пользуются садовники.
— А запертая дверь? — спросила Лидия, и Арчи представил, как перед ее глазами все еще стоит ужасная сцена в кабинете Обри.
— Я пока точно не знаю, почему так случилось, но, чтобы в тот вечер забраться в кабинет Обри и оставить у него на столе кинжал, Винтнер, несомненно, воспользовался мостиком между двумя театрами. Вероятно, он ожидал, что в комнате никого не будет: после отравления никотином мало кому удалось бы подняться по ступеням, и у Рейфа, наверное, глаза на лоб вылезли, когда он увидел Обри — не важно живого или мертвого. Возможно, его охватила паника, и он машинально запер дверь. Но что бы там ни произошло, мы доберемся до сути.
— А у вас будет достаточно доказательств его вины? — с тревогой в голосе спросила Лидия.
— Доказательств у нас немало; к тому же адвокат Обри зарегистрировал признание Уолтера, и это будет нам важным подспорьем. — Пенроуз повернулся к Джозефине и посмотрел на нее с некоторой опаской: — Но рисковать не хотелось бы: боюсь, тебе придется давать против него показания.
— Выступать в суде против одного из Винтнеров — уже несчастье, но против двух — просто катастрофа.
Джозефина произнесла это шутя, но на самом деле мысль о еще одном судебном процессе вселяла в нее ужас. Если Рейфа осудят, на сей раз она действительно пошлет человека на смерть.
Арчи посмотрел на часы:
— Извините, я должен идти — Билл ждет меня в участке. Ты меня проводишь?
Джозефина кивнула:
— Я, пожалуй, прогуляюсь с тобой. Свежий воздух мне сейчас не повредит.
Джозефина и Арчи пошли по направлению к Уайтхоллу, в то время как автомобиль за автомобилем огибали Трафальгарскую площадь, а продавцы газет один за другим высыпали на площадь в надежде на новый приток покупателей в час ленча.
— Когда подробности нашего расследования появятся в печати, они будут просто на седьмом небе, — кивнул на продавцов Арчи. — Надеюсь только, что нам удастся найти Марту до того, как ее история достигнет первых страниц газет. Кстати, мы с Биллом идем сегодня в Сомерсет-Хаус. Обри звонил туда в пятницу и договорился о визите. Я не совсем уверен, но предполагаю, что он собирался узнать там, кто была мать Элспет. Если б только он сделал это раньше.
Джозефина снова подумала о том, что все могло повернуться иначе для Марты и для Элспет.
— А как там Хедли? Лидия вчера вечером говорила с ним — парень просто безутешен.
— По крайней мере он сейчас не один — Симмонсы пригласили его пожить пока вместе с ними.
— Ты уже с ними виделся?
— Да, прямо с утра. Когда я приехал к Симмонсам, Фрэнк на заднем дворе сжигал посланную Хедли куклу. Он сказал, ему претит сама мысль, что рядом с Элспет будет лежать то, к чему прикасался Винтнер, и Фрэнк уже упаковал все свои театральные сувениры, чтобы продать их другому коллекционеру. Похоже, его отношения с Бетти стали налаживаться — между ними появилась теплота, которой в прошлый наш приход не было и в помине. Занятно, как смерть любимого человека порой может сблизить людей.
— Или отдалить их еще больше. — Джозефина остановилась и посмотрела на Арчи: — Почему ты мне никогда об этом не рассказывал?
— О чем — об этом? — спросил он, но по неуверенности его тона Джозефина поняла: Арчи знает, что она имела в виду.
— Солдат, которого спас Джек и из-за которого он погиб, — это ты? — Джозефина умолкла в ожидании ответа, в глубине души надеясь, что Арчи скажет «нет», но он лишь смотрел на нее изумленно и в то же время с облегчением. И она продолжила: — Ведь ты был ранен примерно в то же самое время, а потом долго избегал меня после смерти Джека. Одному Богу известно, сколько раз я об этом думала. — Его молчание начинало ее сердить. — Как ты смел столько лет подряд держать меня в неведении? Разве после этого у нас с тобой могут быть доверительные отношения? Ты даже сейчас не можешь со мной быть откровенен.
— Я понятия не имел, что ты догадываешься, — сказал он наконец. — А не рассказывал ничего тебе потому, что не хотел потерять твою дружбу.
— И ты думаешь, твое молчание помогает ее сохранить? Господи, когда ты со мной, Арчи, то всегда такой печальный. Поначалу я думала: ты грустишь от то го, что я напоминаю тебе о Джеке. Но прошло уже много лет после его смерти, и если мне удается справляться с горем, то почему это не удается тебе? Я наблюдала, как ты себя ведешь с другими — ты весь искришься. Но только не со мной. Со мной ты всегда, черт подери, настороже! Знаешь, когда вчера ты на меня разозлился, то доставил мне огромное удовольствие — по крайней мере ты вел себя искренне.
