Арчи оглянулся вокруг и решил, что кофе ему все-таки не помешает.
— Да, здесь достаточно уединенно, и я долго ее не задержу. Если увидите Джозефину, скажите ей, что я приду сюда в шесть тридцать.
— Хорошо. До скорого.
— Что это, черт подери, ты такое плела? — раздраженно спросила Ронни сестру, когда они вышли в вестибюль.
После того как Джозефина ушла, Марта еще долгое время сидела у окна, боясь двинуться с места. До чего же занятно: из уединения постепенно рождалось одиночество, а из тишины и спокойствия — тревога. И старательно выстроенное ею ощущение самодостаточности куда-то исчезло — видимо, умчалось в такси по направлению к Кавендиш-сквер. И осталась лишь пустота.
Устав от тишины, Марта подошла к граммофону, чтобы поставить пластинку с музыкой, но передумала и вместо этого сварила кофе. От избытка выпитого вина и недосыпа у нее разболелась голова, и она в поисках аспирина перевернула вверх дном шкафчик в ванной комнате. А потом вдруг вспомнила, что накануне принесла лекарство на террасу и там оставила.
Накинув на пижаму пальто, Марта вышла в сад. В то утро он выглядел непригляднее обычного: как нередко после выпавшего снега, у него был удрученно-грязноватый вид. Все ее попытки привести в порядок окаймлявшую сад дорожку привели лишь к тому, что грязь утопталась в траву, и теперь, куда ни глянь, везде валялись сухие ветки и булыжники. Всматриваясь в лишенный зелени, блеклый кусок земли, в тоскливую пустошь, которой еще ждать и ждать прихода весны, Марта задалась вопросом: а с чего, собственно, она решила, что во всем этом есть какой-то смысл?
На террасе Марта взяла пузырек с лекарством, сунула в карман и уже направилась к дому, когда заметила возле стены яркую желтизну, которой вчера еще не было. Марта нагнулась, с изумлением и радостью увидела зимний нарцисс и улыбнулась: надо же, чтобы он вылез именно сегодня.
И тогда Марта, пока не передумала — отвинтив на ходу крышку пузырька, — вошла в дом. Сунув в рот две таблетки и запив их остывшим кофе, она достала из мусорной корзинки открытку и направилась к телефону.
Джозефина внимательно вгляделась в свое отражение в прикрепленном к двери зеркале и решила: что есть, то есть — ничего другого ждать не приходилось. Леттис и Ронни просто превзошли самих себя: платье было повторением модели Люсьена Лелонга, которой Джозефина в свой последний приход к ним в студию невзначай восхитилась, никак не подозревая, что они воссоздадут эту модель специально для нее. Платье сшито из мягкого, прилегающего к бедрам и талии шелка, с глубоким вырезом на спине и волнистыми складками чуть ниже талии. Оно было почти целиком черное, за исключением двух перекрученных лент — изумрудной и алой, — вившихся вдоль спины до самого пола. Наряд этот выглядел поразительно красиво, и в другое время Джозефина, несомненно, пришла бы от него в восторг, но сегодня вечером ей меньше всего хотелось привлекать к себе внимание. Она лишь надеялась, что утром, примеряя платье, сумела притвориться неимоверно счастливой.
Джозефина надела нитку жемчуга, потом, чтобы подчеркнуть глубокий вырез, спустила ее вдоль спины и сразу же, дабы избежать соблазна нырнуть в постель и зарыться в простыни, поспешно вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она постаралась не наступить на некий довольно своеобразный предмет — серебряный крест, вделанный в одну из ступеней в память о несчастной женщине, погибшей после падения с лестницы в старом здании клуба. Ходили слухи, будто ее призрак порой является на лестничную площадку второго этажа. Все это, конечно, было чепухой, но на некоторых подобные россказни производили впечатление, а Селия пользовалась любой приманкой, лишь бы заполучить в клуб новых членов. Джозефина даже однажды пошутила, что Селия сама туда этот крест и вставила, но после вчерашнего трагического происшествия такое замечание уже не казалось забавным. «Интересно, как себя чувствует Люси?» — подумала Джозефина и почему-то вспомнила, какой нервной и неуклюжей она ей показалась. Наверное, с такими, как Люси, рано или поздно случаются неприятности. Но то, что ей описала Селия… такое и вообразить невозможно.
Арчи ждал ее в приемной, и она неловко ему улыбнулась.
— Ты выглядишь изумительно. — Он наклонился, чтобы ее поцеловать. — Какая там еще Гертруда?
Слова Арчи прозвучали тепло, но, заметив в его глазах отражение собственных тревог, она отвела инспектора к двери, подальше от сгрудившихся в приемной женщин.
— Арчи, ради Бога, прости меня за вчерашнее. Я не имела права спрашивать твоего совета о том, как мне вести себя с Мартой и вообще с кем бы то ни было.
— Не ты должна извиняться, а я. Мне не следовало проявлять такую нетерпеливость, но это дело…
Джозефина жестом прервала его.
— Не вини себя за то, в чем виновата только я. Пожалуйста, Арчи.
Он улыбнулся.
— Ну что, пойдем?
Джозефина взяла его под руку, облегченно вздохнув оттого, что Арчи — как и она — явно не испытывал никакого желания возвращаться к разговору о Марте, но не успели они пройти и нескольких шагов, как им навстречу из столовой вылетела Леттис.
— Вот ты где! А я тебя повсюду искала. Арчи, прости, пожалуйста, но мне нужна Джозефина — всего на два слова. Я верну ее тебе через минуту.
— Хорошо, но давайте сначала выпьем по рюмочке, — сказала Джозефина. — Мне это нужно просто позарез.
— Нет-нет, мне сначала необходимо поговорить с тобой, — настаивала Леттис и уже тише добавила: — А потом можешь пить сколько угодно: тебе это скорее всего понадобится.
— О чем ты говоришь?
Но не успела Леттис ответить, как у них за спиной появилась Лидия и с налету обняла их обеих.
— Джозефина, как я рада тебя видеть!
— Лидия, мне нужно срочно поговорить с Джозефиной с глазу на глаз, — нетерпеливо сказала Леттис, изрядно удивив писательницу: та никогда не видела ее такой несдержанной. Должно быть, смерть Марджори и срочная работа наложили на Леттис свой отпечаток.
— Разумеется, — пожала плечами Лидия. — Я просто хотела ей кое-что сказать. Спасибо, Джозефина.
— На здоровье. Только за что?
Лидия рассмеялась:
— Ну не скромничай. За Марту, конечно. Она уже здесь и сказала мне, что ты с ней поговорила и поощрила ее со мной связаться. Джозефина, я так тебе благодарна.
Леттис из-за спины Лидии пробормотала извинения, а Арчи просиял счастливейшей из улыбок. Размышляя о том, не участвует ли она, случаем, в каком-то фарсе на сцене театра «Водевиль», Джозефина услышала свой нервный смех — такой, после которого ей обычно хотелось залепить кому-нибудь пощечину.
— Марта сегодня вечером здесь? — произнесла она не своим голосом. — Господи, она, похоже, зря времени не теряет.
— Нет, я послала ей приглашение несколько недель назад и даже не мечтала, что она согласится, но сегодня утром Марта вдруг позвонила.
