— А вас, сэр, часто сюда приглашают?
— Думаю, я был здесь всего раз двенадцать.
— А из этих двенадцати в скольких случаях, когда вы приходили навестить пациентов, ребенка уже не было?
— Только в этих двух, инспектор.
— Но бывают роды, на которые вас не вызывают?
— Конечно. Миссис Сэч — опытная акушерка.
— Миссис Сэч, в этом доме недавно родились и другие дети?
— Еще одна женщина родила в среду — девочку.
— И этого ребенка тоже унесли из дома?
Четыре пары глаз осуждающе впились в Амелию, а она отчаянно металась взглядом от одного к другому мужчине.
— Вы же не думаете…
Но конец ее фразы потонул в предъявленном ей обвинении:
— Амелия Сэч, вы арестованы по подозрению в соучастии в убийстве.
— В убийстве? Нет! Это невозможно! Вы же не хотите сказать, что эти младенцы убиты и что эта женщина их убила?
— Вас доставят в полицейский участок на Кингс-Кросс-роуд, где вы будете находиться под стражей для дальнейшего расследования.
— Джейкоб, прошу тебя! — вскричала Амелия. — А что будет с Лиззи? Скажи им, что это нелепость. Скажи им, что я ничего об этом не знала.
Полицейский взял Амелию за руку, но она отбросила его руку, тогда он схватил ее уже жестче и повел к ожидавшему на улице автомобилю. Чуть поодаль уже собралась небольшая толпа, и когда за Амелией закрылась дверь, она почувствовала даже некоторое облегчение. Машина тронулась, а Амелия провожала взглядом свой дом, с ужасом думая о том, что, возможно, никогда больше не увидит ни его, ни дочь. Из окна, выходившего на улицу, на нее в упор смотрел Джейкоб — пустым, бесчувственным взглядом. Амелия стыдливо опустила голову. Машина свернула влево с Хартфорд-роуд, и в мозгу ее снова и снова эхом зазвучали слова из только что прочитанной истории: «Буду я тебе судьей и судом присяжных, — отвечала фурия-хитрюга, — весь процесс сама я проведу, и тебя приговорю я к смерти, и сама же к плахе подведу».
Джон Кид проводил взглядом своих коллег, которые увели Амелию Сэч, а потом спокойно обратился к ее мужу:
— Боюсь, сэр, что нам сейчас придется провести обыск в вашем доме. Если вы не возражаете подождать здесь, мы постараемся закончить его как можно скорее.
Поначалу Кид решил, что муж Амелии его не слушает, он стоял с застывшим выражением лица и не произносил ни слова, — но вдруг заговорил:
— Могу я забрать мою дочь? Она в детской комнате с Норой — это на самом верху.
— Конечно, сэр. Лучше всего, если вы подождете все вместе. Мне сейчас нужно поговорить с пациенткой вашей жены. Доктор Уайли, вы могли бы пойти вместе со мной?
Доктор, похоже, обрадовался, что у него появилось какое-то дело, и не колеблясь последовал за Кидом.
На втором этаже инспектор увидел лишь одну закрытую дверь и верно угадал, что за ней скорее всего приходила в себя после родов несчастная пациентка миссис Сэч — в полном неведении о судьбе своего ребенка. Он тихонько постучал и сразу же вошел внутрь. К его удивлению, в комнате оказалось тепло и уютно, и все говорило о хорошем, заботливом уходе. «Глупо было ожидать чего-то другого, — с горечью подумал инспектор. — Бизнес Сэч основывался на респектабельности, и роженицы платили ей за услуги приличные деньги».
Женщина лежала, опершись на подушки, бледная и все еще изможденная, и тем не менее выглядела весьма привлекательно. Ей с виду было лет восемнадцать, и в ней чувствовалась некая ранимость, которая бросалась в глаза после холодной самоуверенности Амелии Сэч.
— Мисс Голли? — спросил он, и молодая женщина кивнула, с любопытством посмотрев сначала на него, а потом на доктора. — Я инспектор Кид. Извиняюсь за вторжение, но мне надо задать вам несколько вопросов, касающихся рождения вашего ребенка и вашего пребывания в Клеймор-Хаусе. Вы могли бы сказать мне, когда в последний раз видели вашего младенца?
— Должно быть, в субботу.
Кид заметил, что акцент у нее не лондонский — наверное, она из Уилтшира или Дорсета.
— Кажется, через час после того, как он родился. Я не очень-то хорошо себя чувствовала и мало что помню, но миссис Сэч принесла ребенка, чтобы я могла на него посмотреть. А потом она предложила мне поцеловать его на прощание.
— Так что вы знали, что ребенка отсюда забирают?
— Да, миссис Сэч нашла ему хорошую семью. Она сказала, что знает пять женщин, которые не могут иметь детей и хотят взять ребенка на воспитание, и еще она сказала, что за моим ребенком будет хороший уход, а потом ему достанется приличное наследство. Я надеюсь, что у нее не будет из-за этого неприятностей? — добавила мисс Голли, заметив мрачное выражение лица инспектора. — Она ни к чему меня не принуждала. Я живу одна и должна зарабатывать на жизнь, а как такое возможно, если у тебя младенец? Мы бы просто умерли или оказались в нищенском приюте. Лучше уж так. Это сущая правда.
— А миссис Сэч назвала вам имя женщины, которая собиралась усыновить вашего мальчика?
— Нет, она сказала, что лучше мне его не знать. Новой матери это не понравится. А вдруг я передумаю и захочу забрать у нее ребенка?
— Сколько времени вы уже здесь находитесь?
— С сентября. Я увидела объявление миссис Сэч в августе, а через месяц она взяла меня к себе.
— И вы заплатили ей за это?
— Да, заплатила. Три гинеи, когда поступила сюда, а потом по гинее за каждую неделю.
— А за усыновление?
— Она сказала, что новой матери надо дать тридцать фунтов.
— Несмотря на то что эта женщина сама богата?
— Миссис Сэч сказала, что приемная мать хочет купить ребенку подарок в память о его матери. Мне тридцать фунтов было не по карману, тогда миссис Сэч сказала, что напишет этой даме и спросит, можно ли прислать двадцать пять, и та согласилась.
«Подарок в память о матери». Кид, едва сдерживая отвращение, продолжил расспросы:
— Двадцать пять фунтов для молодой женщины тоже не маленькая сумма.
Женщина стыдливо потупилась:
— Мне пришлось обратиться к семье отца ребенка. Они не хотели скандала, так что дали мне деньги. У меня будут неприятности? Я не думала, что делаю что-нибудь дурное. Честное слово, я не думала…
— Нет, у вас не будет неприятностей, — заверил ее Кид.
— Тогда что же случилось? — Она вдруг расплакалась. — Почему вы расспрашиваете меня о ребенке?
Кид посмотрел на доктора, и тот покачал головой.
— Мисс Голли сейчас нужно отдохнуть, — сказал он. — Я побуду с ней немного и позабочусь о том, чтобы ей дали какое-нибудь снотворное.
Инспектор поднялся, чтобы уйти. Весь день его не покидал образ убитого ребенка Ады Голли, и, как он ни старался избавиться от этого образа, все было без толку. Наступит время, и ему придется объяснить матери, что случилось с ее младенцем, но это произойдет лишь тогда, когда он сам во всем получше разберется, и, разумеется, после того как она покинет Клеймор-Хаус.
