— Чем же вы можете объяснить эти перемены? — улыбнулся Пенроуз. — Помимо, разумеется, тюремной реабилитации. Похоже, что общение с вами оказалось для нее весьма полезным.
— Так оно и было. Ее изначальное поведение объяснялось отчаянием, разочарованием и страхом, что из нее никогда ничего не получится. Как только Марджори поверила в то, что больше не будет отверженной и у нее есть будущее, она поняла, что может смотреть людям в глаза. Все это звучит страшно сентиментально, — добавила Мэри Сайз, заметив скептический взгляд инспектора, — и, конечно, у нее были срывы. Я вижу, что вы хотите добавить: ей пришлось поверить на слово не один раз, но все же, в конце концов, она во всем разобралась. И если вы из тех, кто верит в удачу, назовите это удачей с третьего раза.
— И вы искренне верите, что Марджори не совершила бы ничего такого, что привело бы ее снова в тюрьму?
— Прослужив тридцать лет, я научилась не делать никаких твердых заявлений, но в отличие от моих старших коллег скажу: такие люди не всегда возвращаются, и у Марджори наконец-то появилось что терять. А это, на мой взгляд, самый мощный стимул из всех возможных.
— Вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы ее обидеть? Кого-то из заключенных, кто имел на нее зуб, или кого-то из недавно освобожденных, кто хотел бы свести с ней счеты? Вы сказали, что вначале она отвергала любую дружбу.
— Да, это правда, но на такое поведение заключенные обычно реагируют сразу же, и оно вряд ли ведет к описанному вами преступлению. Должна признаться, что, когда мне позвонил ваш сержант и сказал, что убит и отец Марджори, я поначалу решила, что ее смерть как-то связана с ним, но теперь, судя по вашим вопросам, это явно не так. Можно спросить: каким именно образом ее убили? — Когда Пенроуз описал ей мельчайшие подробности убийства, Мэри Сайз не только расстроилась, но и пришла в ужас. Она долго молчала, а потом снова заговорила: — Если по-честному, я не припоминаю никаких событий, которые могли бы привести к подобного рода преступлению. Разумеется, я не знаю всего, что здесь происходит, но окружающие вам скажут, что я почти ничего не упускаю из виду, и если бы что-либо подобное здесь случилось, в каком бы неприглядном виде оно ни выставило нашу тюрьму, я бы вам об этом рассказала.
Пенроуз не только поверил словам Мэри Сайз, но и почувствовал благодарность за ее открытость, столь отличавшую эту даму от Селии Бэннерман, которая с необычайной осторожностью отвечала на его вопросы о «Клубе Каудрей»; хотя, с его точки зрения, репутация такого заведения, как «Холлоуэй», была существенно важнее репутации любого общества привилегированных женщин. Он догадывался, что заместительница начальника тюрьмы хотела помочь расследованию и из личной симпатии к жертве убийства. И это располагало к ней Пенроуза еще больше.
— Я полагаю, что способ убийства Марджори натолкнул вас на вопрос о том, чем именно она занималась в тюрьме, — сказала мисс Сайз.
— Частично да, — удивился ее прозорливости Пенроуз. — Наверное, именно такой иглой пользуются для шитья дерюжных мешков и почтовых сумок?
— А я подумала о найденном у нее во рту стекле. Это одно из самых мерзких тюремных насилий, и, к своему удовольствию, должна заметить, что при мне здесь никогда ничего подобного не случалось. Однако известны случаи, когда заключенным подмешивали стекло в еду. И все-таки я никак не могу понять: почему с Марджори так жестоко поступили?
— Когда вы вчера видели ее у Мотли, вам не показалось, что она вела себя как-то необычно? Была чем-нибудь встревожена, или, может быть, она чем-то с вами поделилась?
— «Встревожена», наверное, слишком сильно сказано, но она призналась мне, что отец снова торчит возле мастерской Мотли и надоедает ей. Марджори беспокоило, что это может отразиться на ее работе, и, мне кажется, она хотела, чтобы я замолвила за нее словечко — в чем не имелось никакой нужды. У Мотли все и так были ею очень довольны, о чем я ей и сказала. — В этом сообщении не было ничего нового, и Пенроуз уже собрался задать ей следующий вопрос, как вдруг Мэри добавила: — Марджори еще упомянула, что отец недавно рассказал ей о чем-то, чему она не поверила, но это оказалось правдой.
— А если конкретнее?
— Я спросила ее, и она, похоже, задумалась, сказать мне или нет, но в конце концов решила не говорить.
Пенроуз мог поспорить, что Марджори вчера чуть-чуть не рассказала Мэри Сайз свою семейную историю. Судя по всему, Селия Бэннерман была права: Марджори сначала получила сведения от отца, а потом сама их проверила. Если подозрения Джозефины оправданны, то это нанесло сильнейший удар по Норе Эдвардс, а если по его недосмотру ей уже удалось сбежать, ему можно прямо сейчас писать заявление об отставке.
— Вы знаете что-нибудь о ее матери?
— Я знаю, что Марджори была весьма низкого мнения и об отце, и о матери. По ее словам, любовью в семье и не пахло.
Пенроуз решил, что не нанесет делу никакого вреда, если расскажет Мэри Сайз об истории семьи Бейкер; правда, откуда он о ней узнал, Арчи объяснять не стал. Это сообщение Мэри явно поразило, и по выражению ее лица он понял, что она готова засыпать его вопросами, но благоразумие подсказало ей, что сейчас не самое удачное время удовлетворять личное любопытство. Под конец мисс Сайз сказала лишь одно:
— Я и не предполагала, что у вашего расследования и поисков мисс Тэй так много общего. Странно, что эти две тропы пересеклись.
— Действительно, странно. А может, кто-нибудь из вашего персонала или заключенных знает что-либо о связи семьи Бейкер и семьи Сэч?
— Не думаю… если только об этом не ходили слухи. Узнав о просьбе мисс Тэй, я стала старательно искать кого-нибудь, кто мог бы ей помочь, но, увы, никого не нашла. Об этом может знать Селия, но ведь, наверное, именно она вам все и рассказала?
Пенроуз кивнул.
— Вы можете поговорить здесь с кем угодно, но, боюсь, я тут ничем не могу вам помочь. Вы ведь считаете, что смерть Марджори связана с ее происхождением?
Пенроуз снова кивнул.
— Что ж, думаю, вы правы, но вот что я скажу: по-моему, Марджори, как и ее родители, не стала бы стремиться к тому, чтобы правда вышла наружу. К сожалению, слухи о такого рода позоре разлетаются мгновенно, и Марджори знала лучше, чем кто бы то ни было, как трудно отмежеваться от ошибок прошлого.
Пенроуз с ней согласился, но тут же подумал о том, что, поддавшись панике, Нора Эдвардс могла потерять всякую способность мыслить разумно.
— Для Марджори это было начало новой жизни, — заверила его мисс Сайз.
— У Мотли?
— Да, у Мотли. Как это ни парадоксально, но для меня важнее всего то, что случается с женщинами, когда они выходят из тюрьмы. Мы стараемся сделать все возможное, чтобы женщины были готовы к жизни на свободе: даем им стипендии для занятий кулинарией, учим их ведению домашнего хозяйства и уходу за детьми, — но лучше всех нам помогают компании вроде той, что у Мотли.
Арчи улыбнулся.
