– Находить друзей – это работа, Питер, – говорила мать. На
Тришу она даже не оглянулась. – Ты не должен стоять столбом и ждать, пока к
тебе подойдут другие дети.
– Мамик? Пит? Давайте остановимся на минуточку, чтобы…
– Ты ничего не понимаешь, – с жаром возражал Пит. – Ты не
знаешь, о чем говоришь. Слишком многое изменилось с тех пор, когда ты училась в
школе.
– Пит? Мамик? Тут насос… – На самом деле тут был насос:
говорить о нем следовало в прошедшем времени, поскольку насос остался позади и
расстояние до него увеличивалось с каждой секундой.
– Я не могу с этим согласиться, – резко, не допуская
никакого компромисса, ответила Куилла, и Триша подумала: не удивительно, что
она сводит Пита с ума. А потом вознегодовала, тоже мысленно: они просто забыли
о том, что я здесь. Девочка-невидимка, вот кем я стала. С тем же успехом я
могла остаться дома. Комар зажужжал над ухом, и Триша раздраженно прихлопнула
его.
Они подошли к развилке. Основная тропа, хоть и не такая
широкая, как авеню, но столь же ухоженная, сворачивала влево, под указатель с
надписью «НОРТ-КОНУЭЙ 5,2». Вторая тропа, гораздо более заросшая, вела, если
верить надписи на другом указателе, в Кезар-Нотч, находящийся в десяти милях от
развилки.
– Эй, мне надо по маленькому, – сказала Девочка-невидимка,
но, разумеется, ни мать, ни брат ее не услышали. Они свернули на тропу, ведущую
в Норт-Конуэй, бок о бок, словно влюбленные, глядя друг другу в лицо, словно
влюбленные, и ругаясь, как заклятые враги. Нам всем следовало бы остаться дома,
подумала Триша. Они могли бы цапаться и дома, а я бы почитала книжку. Может,
«Хоббита», историю о существах, которым нравится гулять по лесам.
– Вы как хотите, а я пошла пи́сать, – обиженно бросила
им вслед Триша и прошла несколько шагов по тропе, ведущей в Кезар-Нотч. Здесь
сосны, которые держались на почтительном расстоянии от главной тропы,
сдвигались, протягивая навстречу друг другу голубоватые ветви. Подступал к тропе
и густой подлесок. Триша поискала блестящие листочки ядовитого плюща, не нашла…
Спасибо тебе, Господи, за маленькие радости. Два года назад, когда жизнь была
проще и счастливее, мать показала ей картинки ядовитого плюща и научила
распознавать в траве и на кустах. Два года назад Триша частенько бродила с
матерью по лесам (против экскурсии на завод по производству тория Пит возражал
главным образом потому, что их мать хотела поехать туда. Но он не хотел
признаться в этом даже самому себе, не замечал, как далеко заводит его
собственный эгоизм. Пребывая в уверенности, что его в чем-то ущемили, он
стремился отравить существование не только матери, но и сестре).
Во время одной из таких прогулок мамик показала Трише, как
девочки должны пи́сать в лесу. Начала со словесного инструктажа: «Самое
важное, пожалуй, единственно важное – не справлять малую нужду там, где растет
ядовитый плющ. А теперь смотри внимательно и делай, как я.
Триша посмотрела в обе стороны, никого не увидела, но все
равно решила сойти с тропы. Похоже, в Кезар-Нотч давно никто не ходил, и сама
тропа не шла ни в какое сравнение с Аппалачской, но Триша не решилась
облегчиться посреди тропы. Неприлично.
Сошла с тропы в ту часть леса, которая клином сходилась к
развилке. Она даже слышала, как цапаются мать и брат, удаляющиеся по курсу на
Норт-Конуэй. Уже потом, когда Триша окончательно поняла, что заблудилась, и
старалась убедить себя, что она не умрет в лесу, что ее обязательно найдут и
спасут, память услужливо подсказала последнюю услышанную фразу, произнесенную
негодующим, полным обиды голосом брата: «Не знаю, почему мы должны
расплачиваться за совершенные вами ошибки!»
Пройдя с полдюжины шагов в направлении голосов, Триша
осторожно обошла куст ежевики, хотя и была в джинсах, а не в шортах. Остановилась,
оглянулась, поняла, что видит тропу, ведущую в Кезар-Нотч… следовательно, и
любой человек на тропе мог увидеть ее, присевшую на корточки и писающую, с
рюкзаком за спиной и фирменной бейсболкой «Ред сокс» на голове. Голозадую, как
сказала бы Пепси (Куилла Андерсен как-то заметила, фотографию Пенелопы Робишо
следовало бы поместить в словаре для иллюстрации слова «вульгарность»).
Триша спустилась по пологому склону в неглубокую ложбинку,
ее кроссовки скользили по прошлогодней листве. Со дна ложбинки она уже не
видела тропы на Кезар-Нотч. Отлично. С другой стороны, из-за леса, до Триши
донесся мужской голос, потом женский смех: еще одна группа туристов проходила
по главной тропе, и, судя по голосам, совсем близко от Триши. Расстегивая
молнию на джинсах, Триша подумала, что ее мать и брат могли все же прервать
столь захватывающую дискуссию и оглянуться, чтобы посмотреть, как там идут дела
у сестры, и забеспокоиться, увидев вместо Триши незнакомых мужчину и женщину.
И хорошо! Хоть несколько минут они будут думать не только о
себе!
В тот день, два года назад мать объяснила ей, что девочки
могут проделывать все это вне дома с тем же успехом, что и мальчики, но при
этом сводя к нулю риск забрызгать одежду.
Триша одной рукой схватилась за ветку растущей рядом
сосенки, согнула ноги в коленях, затем просунула свободную руку между ног и
сдернула джинсы и трусики, освобождая линию огня. В первое мгновение ничего не
произошло, типичный случай, и Триша тяжело вздохнула. Комар кровожадно завыл у
левого уха, а она могла прихлопнуть его только третьей рукой, которой, к
сожалению, не было.
– О, набор кухонной посуды! – зло выдохнула Триша, и от этой
глупой, но забавной фразы ее разобрал смех. А начав смеяться, она начала
пи́сать. Облегчившись, она огляделась, чтобы найти что-нибудь, чем можно
подтереться, и решила – еще одна отцовская фраза – не испытывать судьбу.
Тряхнула попкой, словно от этого был какой-то прок, подтянула трусики и джинсы.
А когда комар вновь зажужжал рядом с ухом, пристукнула его и испытала глубокое
удовлетворение, увидев на ладони красное пятнышко. «Думал, что мой револьвер
разряжен, приятель?» – хриплым голосом вопросила она.
Триша повернулась к склону, по которому спустилась в
ложбинку, а потом развернулась на сто восемьдесят градусов, потому что ей в
голову пришла самая худшая в ее жизни идея. И заключалась эта идея в следующем:
пойти вперед, вместо того чтобы вернуться на тропу к Кезар-Нотч. На развилке
тропы расходились под небольшим углом, и чтобы попасть на главную тропу, от нее
требовалось совсем ничего: пересечь заросший лесом участок между двумя тропами.
Пустяк, что и говорить. И ни единого шанса заблудиться, потому что очень уж
отчетливо слышала она голоса туристов, держащих путь на Норт-Конуэй.
Действительно, заблудиться у нее не было ни единого шанса.
Второй иннинг
Западный склон ложбинки, в которой Триша справила малую
нужду, оказался куда круче восточного, по которому она спускалась в ложбинку.
Но она забралась наверх, хватаясь за растущие на склоне деревья, а оказавшись
на ровной земле, двинулась в том направлении, откуда доносились голоса. Идти
мешал густой подлесок, ей пришлось обогнуть несколько утыканных шипами кустов,
но всякий раз, огибая куст, она старалась не сбиться с выбранного курса. Так
она шагала минут десять, а потом остановилась. Потому что у нее заныло то
нежное местечко между грудью и животом, местечко, где сходятся вместе все
нервы. Вроде бы ей уже пора выйти на Аппалачскую тропу, ведущую к Норт-Конуэю.
По всем признакам пора. Не так уж далеко она ушла по тропе на Кезар-Нотч, не
больше чем на пятьдесят шагов (уж точно не больше, чем на шестьдесят, самое
большее, на семьдесят), потому расстояние между расходящимися тропами не могло
быть уж очень большим, не так ли?
