Номер 36 не ответил. Сойка отчитала Тришу, что-то
шевельнулось в лесу (не зверь, какое-то животное, может, олень – за последние
три или четыре дня она часто встречала оленей), но ответа она не получила.
Перед ней, вокруг нее расстилалось пастбище, такое старое, что могло бы сойти
за лесную поляну, если не приглядываться к нему повнимательнее. За пастбищем
вновь начинался лес. И никакой тропы.
Это твой последний шанс, ты знаешь.
Триша повернулась, зашагала на северо-запад, через пастбище
к лесу. Потом оглянулась, чтобы убедиться, что идет по прямой. Убедившись,
вновь посмотрела вперед. Увидела лежащий на земле ствол, направилась к нему,
протискиваясь между стоящими чуть ли не вплотную деревьями, подныривая под
низкие ветви, в надежде… но это был именно ствол. Ствол, а не упавший столб.
Она огляделась и ничего не увидела. С гулко бьющимся сердцем, хватая ртом
воздух, Триша вернулась на пастбище, к тому месту, где когда-то стояли ворота.
Встала лицом на юго-восток и двинулась к лесу.
«Игра продолжается, – вспомнились ей слова Джерри Трупано. –
Дело дошло до заключительных иннингов, и „Ред сокс“ нужны раннеры на базах».
Лес. Ничего, кроме леса. Нет даже тропинки, по крайней мере
Триша ее не видела, не говоря уже о проселочной дороге. Она прошла еще
несколько шагов, сдерживая слезы, понимая, что скоро они польются, несмотря на
все ее усилия. Ну почему дует ветер? Что она может увидеть, если перед глазами
всё мельтешит. И листья, и солнечные блики.
– А это что такое? – спросил Том у нее за спиной.
– Где? – переспросила Триша, даже не обернувшись. Внезапные
появления и исчезновения Тома Гордона давно уже ее не удивляли. – Я ничего не
вижу.
– Слева от тебя. За кустами. – Он указал пальцем.
– Какой-то старый пень, – ответила она. Но пень ли? Или…
Триша боялась поверить, что это…
– Ты не права, – возразил Номер 36, а уж у бейсболиста очень
зоркий глаз. – Я думаю, это еще один столб, девочка.
Триша с трудом продралась к «пню», именно продралась сквозь
кусты и деревья, и – о чудо – это был еще один столб. Даже с куском ржавой
колючей проволоки.
Триша положила руку на его почерневший верхний торец,
вгляделась в залитый солнцем лес. Ей вспомнилось, как в дождливый день она
сидела в своей комнате над развивающей книжкой, которую дала ей мамик. В книге
была картинка, на которой следовало найти десять спрятанных предметов:
курительную трубку, клоуна, кольцо с бриллиантом и так далее.
Теперь следовало найти тропу или дорогу. Пожалуйста,
Господи, помоги мне найти тропу, подумала Триша и закрыла глаза. Молилась она
Богу Тома Гордона, а не Неслышимому, о котором говорил ее отец. Она не в
Молдене, не в Сэнфорде, поэтому и обращалась к Богу, который здесь, рядом, на
которого можно указать, когда… если… ты доводишь игру до победного конца.
Пожалуйста, Господи, пожалуйста. Помоги мне в заключительных иннингах.
Она раскрыла глаза, как только могла широко, и смотрела,
ничего не видя. Прошло пять секунд, пятнадцать, тридцать. И внезапно все стало
ясно и понятно. Триша не смогла бы объяснить, что она увидела, сектор, в
котором было меньше деревьев и чуть больше света, может, несколько иное
соотношение света и тени, но она поняла: тропа там.
И я больше не сойду с нее, если доверюсь интуиции, если буду
меньше думать о ней, сказала себе Триша и зашагала в выбранном направлении.
Нашла еще один столб, так сильно наклонившийся, что стоять ему осталось
недолго: еще одна морозная зима, еще одна дождливая весна – и столб проглотила
бы летняя трава. Если я буду думать только о тропе и только ее искать глазами,
то обязательно собьюсь с пути.
Держа в голове эту мысль, Триша нашла еще несколько столбов,
врытых в 1905 году фермером Элиасом Маккорклом: они маркировали лесную дорогу,
которую он прорубил к пастбищу еще молодым, прежде чем запил и расстался с
честолюбивыми помыслами. Триша шагала, широко раскрыв глаза, не задумываясь
надолго, если возникала необходимость принять решения (понимала, что логика в
такой ситуации – не лучший советчик). Иногда столба не было, но девочка не
останавливалась, чтобы искать его остатки в густых кустах: она исходила из
того, как падает свет, как ложится тень, что говорит интуиция. До самого вечера
она шла и шла, петляя меж высоких деревьев, ломясь сквозь густые заросли. И
семь часов спустя, уже подумывая о том, а не пора ли устраиваться на ночлег,
где-нибудь под кустом, укрывшись лохмотьями пончо от комаров, Триша вышла на
опушку еще одной большой поляны. Три столба, наклонившиеся под разными углами,
торчали посередине. На одном висела полусгнившая воротина. А за ней уходили на
юг две колеи, заросшие травой и маргаритками: заброшенная дорога, по которой
вывозили лес.
Триша медленно прошла мимо ворот, к тому месту, где начиналась
дорога (или заканчивалась, все зависело от того, в какую сторону идешь).
Постояла, потом опустилась на землю, поползла по одной колее. По щекам вновь
покатились слезы. Через высокую траву девочка переползла в другую колею.
Поползла по ней, словно слепая, ничего не видя перед собой, крича сквозь слезы:
«Дорога! Дорога! Я нашла дорогу! Спасибо Тебе, Господи! Спасибо Тебе, Господи!
Спасибо Тебе за эту дорогу!»
Наконец остановилась, сняла рюкзак, улеглась в колею. Она
выдавлена колесами, думала Триша и смеялась сквозь слезы. А какое-то время
спустя перевернулась на спину и посмотрела на небо.
Восьмой иннинг
Несколько минут спустя Триша поднялась. Еще час шла по
дороге, пока не сгустились сумерки. С запада, впервые с того дня, как она
заблудилась, докатился раскат грома. В первые дни Триша постаралась бы найти
дерево с очень густой кроной, чтобы под ним переждать дождь. Тогда она промокла
бы только при ливне. Но в ее нынешнем состоянии о таких пустяках девочка не
задумывалась.
Она остановилась между двумя колеями, уже начала снимать
рюкзак, когда увидела впереди что-то большое. Что-то из мира людей. С прямыми
углами. Вернула рюкзак за спину, перешла на правую сторону дороги и крадучись
двинулась дальше, щурясь, словно близорукий человек, которому тщеславие не
позволяет носить очки. На западе вновь громыхнуло, чуть громче.
Это был грузовик, вернее, кабина грузовика, колесами вросшая
в землю. Длинный капот заплел лесной плющ. Одно крыло капота отвалилось, и
Триша увидела, что двигателя нет. Его место заняли папоротники. Кабина
покраснела от ржавчины, накренилась набок. Лобовое стекло сняли, а вот сиденье
осталось. Хотя большая часть обивки сгнила или ее изгрызли мыши.
Опять гром, на этот раз его сопровождала молния,
подсветившая облака, фронт которых быстро накатывал на Тришу, поедая первые
звезды.
Девочка отломила ветку, всунулась в кабину через проем
из-под лобового стекла и несколько раз резко ударила по сиденью. Поднялось
облако пыли, заполнив кабину, словно туманом. Полчища бурундуков обратились в
бегство, негодующе вереща. Они скатывались с подножек и ретировались через
окошко в задней стенке кабины.
