И глаза. Черные глаза, большие и нечеловеческие.
Остекленевшие, но ничего не упускающие. Глаза, которые знали о ее присутствии.
Зверь не уйдет, пока не убедится, что мне отсюда не
выбраться, в отчаянии думала Триша. Он этого не допустит. Он не позволит мне
выбраться отсюда.
Уже после полудня она заметила, что лужи в колеях быстро
высыхают, и пополнила запас воды. Воду она фильтровала через материю бейсболки.
Выливала сначала в капюшон, а уж потом в пластиковые бутылки. Вода все равно
оставалась мутновато-грязной, но Триша уже не придавала этому значения. Если б
лесная вода могла убить ее, она умерла бы в тот день, когда ее вырвало и
пронесло. Гораздо больше ее волновало отсутствие еды. Наполнив бутылки, она
подъела все свои запасы, оставив несколько орешков и ягод. Так что утром,
подумала Триша, придется отскребать от дна рюкзака раздавленные ягоды, как
когда-то, давным-давно, она отскребала крошки картофельных чипсов. Конечно, она
могла найти что-то съедобное по пути, но не очень-то на это рассчитывала.
Дорога все вилась между деревьями, иногда колеи практически
сравнивались с землей, иногда, наоборот, глубоко в нее вдавливались. Кое-где на
полосе между колеями росли невысокие кустики. Триша подумала, что это черника.
Выглядели они точно так же, как и те кустики, с которых она и мамик во время
прогулок по игрушечным лесам Сэнфорда собирали полные корзинки сладких, сочных
ягод. Но черника созревала только через месяц. Видела Триша и грибы, но не
решилась их есть. Мать ничего о грибах не говорила, не изучали они грибы и в
школе. В школе ей рассказывали об орехах и о том, что нельзя садиться в
автомобиль к незнакомым мужчинам (потому что некоторые незнакомцы могли оказаться
психами), но не о грибах. Она только знала, что, съев ядовитый гриб, человек не
просто умирает, а умирает в страшных мучениях. Впрочем, она не приносила
большую жертву, отказываясь от грибов. Аппетита у нее не было, вновь
разболелось горло.
Около четырех часов дня Триша споткнулась о сук, упала на
бок, попыталась встать и не смогла. Ноги дрожали, стали ватными, не хотели
держать тело. Она сняла рюкзак (ужасно много времени ушло на то, чтобы
выпутаться из лямок). Съела последние два или три буковых орешка, едва не
подавившись последним. Но вступила в борьбу с приступом тошноты и победила,
вытянув, как могла, шею и дважды сглотнув. А чтобы орешки точно остались в
желудке (хотя бы на время), запила их глотком теплой, мутной воды.
– Время «Ред сокс», – пробормотала Триша и вытащила из
рюкзака «Уокмен». Она сомневалась, что сможет поймать репортаж с матча, но
попытка – не пытка. На Западном побережье час пополудни, то есть игра только
началась. А день точно игровой.
В диапазоне FM она не поймала ничего, даже музыки. На AM
сразу наткнулась на человека, тараторящего на французском (он еще похохатывал
чуть ли не после каждой фразы). Наконец, на волне 1600, у самой границы
диапазона, ей улыбнулось счастье: из наушников донесся слабый, но достаточно внятный
голос Джо Кастильоне.
– Итак, Валентин готовится к подаче… Гарчапарра бьет…
Отменный удар! Мяч летит к дальнему концу поля! Круговая пробежка! «Ред сокс»
впереди два – ноль.
– Отличное начало, Номар, – прохрипела Триша, не узнавая
собственного голоса, и вскинула к небу сжатый кулак.
О’Лири не сумел добавить очков в копилку «Ред сокс», иннинг
закончился с тем же результатом.
«Куда вы позвоните, если у вас разбилось лобовое стекло?» –
проворковал знакомый голос из далекого мира, который во всех направлениях
пересекали дороги, в котором все боги предпочитали оставаться за кулисами, не
выходя на авансцену.
– 1-800, – начала Триша. – 54…
И задремала, не успев закончить фразы. Заснула крепко, время
от времени покашливая. Кашель начинался где-то глубоко-глубоко. Во время пятого
иннинга кто-то подошел к кромке леса, посмотрел на нее. Мухи и мокрецы вились
то ли над мордой, то ли над грубым, словно вырубленным топором лицом. Блестели
ничего не выражающие, пустые глаза. Долго, долго стояло существо у кромки леса.
Наконец вытянуло к Трише лапу (руку?) с острыми как бритва когтями: она – моя,
она принадлежит мне, и ретировалось в лесную чащу.
Вторая половина девятого иннинга
В какой-то момент, к концу игры, Триша подумала, что
проснулась на несколько минут. Джерри Трупано вещал (во всяком случае, ей
показалось, что это Джерри Трупано), что «Сиэтлские монстры» заполнили все базы
и Гордон пытается спасти игру.
– Этот бэттер просто убивец, – говорил Трупано, – и впервые
за этот сезон Гордон, похоже, боится. Где же Бог, Джо? Сейчас Он нужен Тому,
как никогда.
– В Дэнвиззе, – ответил Джо Кастильоне. – Где ж ему еще
быть?
Конечно же ей это приснилось, по-другому и быть не могло, но
в этот сон вплелась крупица реального репортажа. И когда Триша окончательно
проснулась, выяснилось следующее: солнце почти зашло, у нее температура,
глотать ужасно больно, а радио зловеще молчит.
– Ты заснула с включенным радио, идиотка, – прохрипела
Триша. – Надо же быть такой дурой. – Она посмотрела на верхний торец корпуса
плейера, в надежде увидеть крохотный красный огонек, в надежде, что она
случайно передвинула колесико настройки, когда начала валиться набок (а
проснулась она с головой, улегшейся на одно плечо, отчего теперь болела шея),
но заранее зная, что надежды тщетны. И точно, красная лампочка погасла.
Она попыталась успокоить себя тем, что батарейки все равно
скоро бы сели, но все равно не удержалась от слез. Радио больше не работало, и
Трише стало грустно, очень грустно. Словно она осталась без лучшей подруги.
Медленно, едва шевеля руками, она убрала плейер в рюкзак, застегнула пряжки,
закинула рюкзак за плечи. В нем ничего не было, но весил он с тонну. Как такое
могло быть?
Зато я на дороге, напомнила себе Триша. Я на дороге. Но
теперь, когда угасал еще один день, даже эта приятная мысль не могла подбодрить
девочку. Дорога, шмолога, подумала она. Судьба словно насмехалась над ней. Так
бывает, когда команда находится в шаге от победы, но глупая, нелепая ошибка
одного сводит на нет все усилия остальных. Эта глупая дорога могла виться по
лесам еще сто сорок миль, и Триша не знала, что ждет ее в конце пути. Возможно,
заросли кустов или еще одно болото.
Однако она вновь зашагала между колеями, с трудом
переставляя ноги, понурив голову, опустив плечи – лямки рюкзака так и норовили
соскользнуть с них. Но все-таки держались. Непонятно на чем.
Однако за полчаса до наступления темноты одна лямка таки
соскользнула, и рюкзак повис на одном плече. Триша даже подумала о том, чтобы
сбросить эту фиговину и идти дальше без нее. Возможно, она бы так и поступила,
если бы не последняя пригоршня ягод, оставшаяся на дне. И вода, пусть мутная,
но вода. Каждый глоток которой успокаивал боль в горле. Поэтому, вместо того
чтобы избавиться от рюкзака, Триша решила остановиться на ночь.
