— Вот так чудище! — сказала Джейн. — Что же нам с ним делать? Возьмем его домой?
Странное существо повернуло свои длинные глаза и, посмотрев на шляпку Джейн, презрительно сказало:
— Она у вас всегда такая глупенькая, или же эти тряпочки так вредно влияют на ее головку?
— Она не хотела вас обидеть, — кротко вступилась за сестру Антея. — И, право же, никто из нас не хочет вас обижать. Вы не бойтесь, мы ничего дурного вам не сделаем.
— Мне говорят «не бойтесь»!.. Меня милостиво обещают не обижать!.. Это мне нравится. Да вы что же, меня каким-то ничтожеством считаете?
И вся шерсть у невиданного зверя встала дыбом, словно у рассерженного кота.
— Если бы мы знали, кто вы такой, — ответила Антея мягко, — то, конечно, не стали бы говорить того, что вам не нравится. А до сих пор что мы ни скажем, вам, по-видимому, не придется по душе. Но ведь, право же, мы не знаем, кто вы такой!
— Не знаете? Да, я могу понять, что мир переменился, однако не настолько же! Неужели, увидав Псаммиада, вы не можете его узнать?
— Саммиада?.. Это что за странное имя?
— Так в старину нас называли греки. На вашем языке меня можно назвать, ну, хоть Диво Песков, что-ли. Так неужели никто из вас четверых не знает меня?
Вид у этого Дива Песков или же Чудища, как его уже назвала Джейн, был такой обиженный и печальный, что Джейн опять поторопилась сказать:
— Ну конечно, мы вас сразу узнали! Ведь мы и пришли сюда, чтобы на вас посмотреть.
— Слышал я сейчас, как ты меня узнала! — проворчало Чудище сердито и стало зарываться в песок.
— О, не уходите от нас, поговорите с нами еще немножко! — воскликнул Роберт. — Я не знал, что вы Саммиад, но я знаю, что никогда в жизни не встречал такого необыкновенного существа, как вы.
Чудище стало как будто немножко добрее.
— Я не прочь поговорить с вами, если вы будете держать себя как люди благовоспитанные, — сказало оно. — Только я не стану заниматься пустой болтовней; если же вы будете предлагать мне разумные вопросы, то я вам на них отвечу, да и то еще не наверняка. Ну что ж, спрашивайте!
Конечно, никто ничего не мог придумать. Наконец, Роберту пришла в голову удачная мысль.
— Давно вы живете на свете? — спросил он.
— О, многие века! Даже целые тысячелетия.
— Расскажите нам об этом.
— Все прошлое записано в книгах.
— Про вас там ничего не написано, — сказал Джейн. — Расскажите нам побольше о самом себе. Мы о вас ничего не знаем, а вы такой хороший.
Чудище разгладило свои баки и улыбнулось.
— Пожалуйста, расскажите! — пристали к нему дети все разом.
Удивительно, как легко привыкаешь даже к самым невероятным вещам: пять минут тому назад дети не имели ни малейшего понятия о том, что на свете существует какой-то Псаммиад, а теперь они уж разговаривали с ним, как со старым знакомым.
Чудище вытянуло свои глаза на рожках и сказало:
— Как солнце-то ярко светит — совсем как в прежние времена! А откуда вы теперь достаете мегатериев?
— Чего? — спросили дети все разом. Нелегко ведь вспомнить, что спрашивать «Чего?» невежливо, особенно когда вы удивлены или взволнованы.
— А птеродактилей теперь много водится? — продолжало Чудище. Дети молчали, не зная, что сказать.
— Что же вам теперь дают на завтрак? — спросило опять Чудище, теряя терпение. — И кто вас теперь кормит?
— Мама дает нам яйца, ветчину, хлеб, молоко и разные разности. А что это такое мега… Или птеро… Как это вы их назвали? И разве их можно есть?
— Еще бы. В мое время у каждого на завтрак был, по крайней мере, один птеродактиль — он немного похож на птицу и немного на крокодила. Я уверен, что когда его слегка поджаривали на вертеле, получалось очень вкусное блюдо. В старину вот как все это делалось: в те времена наше племя было многочисленно, и вот, обыкновенно ранним утром, люди выходили искать нас, псаммиадов, а когда находили, говорили нам свои желания. Обычно для этого посылали мальчиков, и нередко старшему сыну в семье поручали, чтобы он попросил мегатерия. Это животное было ростом со слона и мяса на нем было, конечно, очень много. Когда хотели рыбы, то просили ихтиозавра. Он был примерно от двадцати до сорока футов в длину, вот его и хватало всем на завтрак. Если нужна была птица, то просили птеродактиля — в нем тоже было, чего поесть. Иные дети высказывали порой и разные другие желания, но когда в семье ожидали гостей, то обыкновенно просили мегатерия или ихтиозавра: у последнего плавники считались очень тонким блюдом, а из хвоста приготовлялась прекрасная уха.
— Должно быть, после обеда оставались целые кучи холодного мяса? — сказала Антея, у которой уже проявлялись задатки будущей хорошей хозяйки.
— О, нет! — отвечало Чудище. — Этого не могло случиться: ведь после захода солнца все остатки обращались в камень. Мне говорили, что и теперь повсюду находят окаменелые кости.
— Кто же вам это говорил? — спросил Сирил.
Чудище вдруг нахмурилось и начало зарываться в песок.
— Нет, нет, пожалуйста не уходите! — закричали дети. — Расскажите нам, что еще было на свете, когда на завтрак давали мегатериев. Было ли тогда все так же, как теперь?
— Ничего подобного, — отвечало Чудище. — Здесь повсюду был песок, на деревьях рос уголь, а цветы барвинка были величиной с тарелку. Они и теперь тут встречаются — окаменелые, конечно. Наше племя жило на берегу моря. Дети часто приходили к нам со своими кремневыми лопатками и каменными ведерками и строили для нас песочные замки. Вот уже много тысяч лет прошло с тех пор, а говорят, дети и теперь еще строят замки из песка. Да, трудно отстать от старой привычки!
— Но почему же вы перестали жить в замках? — спросил Роберт.
— Это грустная история, — ответило Чудище печально. — Людям пришла фантазия окружать замки рвом, и противное шумное море стало заливаться в эти рвы. Наше древнее племя, порожденное горячим первобытным солнцем, абсолютно не выносит сырости. Поэтому многие из нас стали простужаться и умирать. Так нас оставалось все меньше и меньше. Пришла, наконец, такая пора, когда люди уже не просили у нас никакой другой дичи, а только одних лишь мегатериев и ели в запас, вдвое больше, чем им хотелось: ведь, могли пройти целые недели, прежде чем удастся встретить другого Псаммиада, который исполнит просьбу.
— А вас море ни разу не мочило? — спросил Роберт.
Дрожь пробежала по телу Чудища.
— Один раз в жизни, и то лишь один кончик двенадцатого волоска на моей левой баке — это место и до сих пор дает себя знать в дурную погоду. Но и одного такого случая достаточно для меня. Высушив свою бедную левую баку, я тотчас же ушел подальше от моря и выкопал себе дом в теплом, сухом песке. Там-то я с тех пор и живу. Потом и море отсюда отступило. А теперь я вам расскажу еще кое-что.
