Это мучительно, я не знаю, что написать — спутанный клубок эмоций совсем сбивает меня с толку. Их невозможно передать словами. Но если я с кем и могу поделиться, так это с Мэттом. Он был мне больше чем просто братом, он был моим лучшим другом — единственным, кто по-настоящему понимал меня. Мэтт сохранит мои секреты. Поэтому я рассказываю ему все, каким бы постыдным это ни было. Я обязана ему, и частичка себя — самое малое, что могу дать.
Я начинаю писать.
«Итак, Мэтт. Помнишь, я говорила тебе о том парне… Люке».
Я делаю паузу, стараясь собраться с мыслями и более связно изложить их на бумаге.
«Не знаю, что со мной. Все он. Все дело в нем. В нем все неправильно. Когда он рядом, я не могу думать и даже дышать. Но я хочу, чтобы он был рядом. Знаю — я не могу устоять. Но в нем есть что-то такое… Загадочная, темная, притягивающая энергетика. И хотя он немного пугает меня — ладно, сильно пугает, — я не могу держаться от него подальше.
Я действительно думаю о любви то, что писала раньше. Когда Рифер заговорил о ней, то все испортил. Бабуля и дедуля единственные, кто был к ней ближе всего. Опасно верить во что-то, способное ранить тебя. Вот я и не верю.
Но Люк…»
Я вздрагиваю, глядя на неровный почерк. Пишу еще одну строчку и закрываю тетрадь.
«Пристрели меня».
Вытаскиваю себя из-за стола и готовлюсь ко сну. Но когда забираюсь в постель, то вижу платиновые кудри и светящиеся голубые глаза. Вдруг мне становится жаль, что я не узнала Гейба получше. Может, Райли и Тейлор что-нибудь пронюхали. Я хватаю телефон и пишу сообщение Райли: «Тэй подцепила Гейба?»
Меньше чем через минуту приходит ответ.
«Он ушел после тебя. Что с Люком?»
«Ничего. Знаешь, где Гейб учится?»
«Нет. А что? Тебе и он нужен?»
Я почти слышу ее смех.
«Заткнись. Просто интересно».
Я разочарованно откладываю телефон и заползаю под одеяло. Хорошо, что впереди выходные. Очень даже неплохо провести пару деньков вдали от парней, поскольку они полностью вскружили мне голову.
Наступает воскресенье, но мне по-прежнему не избавиться от мыслей о парнях, несмотря на все техники дзюдо и медитацию.
— Фрэнни, подай мне гаечный ключ.
Порывшись в ящике с инструментами, я протягиваю ключ. Ложусь на бетонный пол гаража и подкатываюсь к дедушке под «мустанг» шестьдесят пятого года с откидным верхом.
Запах масла и выхлопных газов — таково мое обычное воскресенье. Как только я научилась держать в руках отвертку без риска выколоть себе глаз, то каждое воскресенье после церкви стала проводить с дедушкой, под машиной. Сестры считают меня странной, но нет ничего лучше удовольствия от завершенного дела, когда ты что-нибудь разбираешь, а затем вновь собираешь, не оставляя лишних деталей, — и это еще работает. Именно с холодным бетонным полом этого гаража связаны самые теплые воспоминания моей жизни.
— Дело идет, — говорю я, глядя, как дедушка затягивает последний болт на двигателе, который мы переделывали всю зиму.
— Еще неделька или максимум две. Можешь взять этот ключ и придержать болт, пока я затягиваю гайку? — глубоким хриплым голосом, согревающим мне душу, говорит он.
— Конечно. Дашь мне поводить?
— Будешь первой — после меня, конечно. Награда за усердный труд, — Он поворачивается ко мне и улыбается. В веселых голубых глазах я вижу теплоту и нежность, несмотря на резкий технический свет, идущий от брюха «мустанга».
— Здорово! — Я представляю, как курсирую по улицам, с открытым верхом и грохочущей музыкой.
Дедушка проводит измазанной рукой по лысеющей голове, оставляя черное пятно на короткой седой челке.
— Почти готово для масла. В углу есть канистра. Налей-ка четыре кварты.
— Хорошо, — говорю я, выползая из-под машины.
— Воронка там же. Скажу, когда будет готово.
Я приношу масло и откручиваю крышку на блоке двигателя.
— Дедуль?
— А?
— Как вы познакомились с бабулей?
Он раскатисто смеется, наполняя этим замечательным звуком гараж и мое сердце.
— На уличной гонке, в старших классах. Она была порядочной девушкой. Почти не целованной, — Он усмехается, — Ну, это мы быстро поправили.
— Когда ты понял, что любишь ее?
— Сразу же, как увидал.
— А как узнал, что она любит тебя?
Я улавливаю улыбку в его голосе.
— Она сказала мне… а затем показала, если смыслишь, о чем я.
Я представляю их молодыми, как на фотографиях: дедулю, расхаживающего с важным видом в джинсах и закрученной в рукав футболки пачкой сигарет, и бабулю, порядочную девушку с озорным огоньком в глазах. Затем вызываю в памяти образ бабушки — я обожала сидеть с ней на диване, свернувшись в клубочек, и слушать, как она читает что-нибудь из классики. Сердце начинает ныть.
— Тоскуешь по ней?
— Постоянно.
— Ты веришь в рай?
— Ага.
— Думаешь, бабуля там?
— Если там кто и есть, то она-то уж точно. Вряд ли Господь сочтет грешной любовь ко мне.
— И Мэтт тоже там? — говорю я, преодолевая комок в горле.
— А то как же. На коленях у своей бабули.
Хотя я знаю, что все это ложь, мне становится легче от этих слов. Будто от старой доброй сказки.
— Спасибо, дедуль.
— Для масла все готово. Не торопись.
— Все будет в ажуре.
ГЛАВА 4
ОДНОМУ БОГУ ИЗВЕСТНО
ЛЮК
Понедельник. Утро. Коридор переполнен горячими потными телами. Хм… почти как дома. И вот загудело шестое чувство. Габриэль.
Я захлопываю дверцу шкафчика. Вот и он. Стоит, прислонившись к стене рядом с кабинетом шестьсот шестнадцать, и разговаривает с Фрэнни. Она улыбается ему и смеется — флиртует и краснеет.
Этот мерзавец мухлюет!
Внезапно меня обуревает неведомое доселе чувство, смешанное с яростью. Я хочу держать в руках окровавленную голову Габриэля. Но ангелы не истекают кровью, даже если оторвать им голову.
Тремя длинными шагами я пересекаю коридор. Я понимаю, что мое лицо скривилось, и стараюсь скрасить это своей лучшей ухмылкой.
— Габриэль.
Пребывая в легкой эйфории, Фрэнни поворачивается ко мне.
— О… привет, Люк.
— Люцифер, — улыбается Габриэль.
— Как же рад снова увидеться. Что принесло тебя в скромные стены Хейдес Хай?
— То же, что и тебя, приятель. Качественное образование, — ухмыляется он.
