Мэгги лучезарно улыбается мне, сапфировые глаза блестят.
— Спасибо, — произносит она, как будто чуть задыхаясь.
Кейт вздыхает и улыбается, откидывая назад длинные светлые волосы и пытаясь забрать их в хвост, как у Фрэнни.
— Привет.
— Кейт, — говорит Фрэнни, — Мы наверху.
Мы уже поворачиваем за угол и доходим до середины лестницы, когда я слышу восклицание «о мой бог!» и хихиканье, доносящееся из гостиной. Не успеваем мы дойти до комнаты Фрэнни, как нас останавливает взволнованный женский голос.
— Фрэнни?
— Да, мам.
Я смотрю вниз по лестнице на миниатюрную женщину, одетую в безупречно белую блузку и темно-синюю юбку до колен, с короткими, опрятно убранными пшеничными волосами и встревоженными сапфировыми глазами. Она нервно теребит в руках белый передник. Рядом стоит отец Фрэнни, сердито глядя на меня. Я снова пробую прощупать его, но он словно под Покровом. Зачем раю защищать отца Фрэнни?
Мать делает шаг вперед, кладя руку на перила.
— Почему бы вам с твоим другом не позаниматься за кухонным столом? Я закончила готовить, и вам будет где разместиться.
Прищурившись, Фрэнни смотрит на меня.
— Э… конечно. Хорошо.
Она пожимает плечами, глядя на меня, и спускается по лестнице.
ФРЭННИ
Представьте себе старые телешоу пятидесятых, показываемые поздно по «Никелодеону». Ну, наподобие тех, где красивые мамочки даже уборкой в доме занимаются на высоких каблуках и с макияжем. Вроде «Предоставьте все Биверу». Такая же жизнь и у меня. Кливерам до нас ой как далеко.
Все десять лет со смерти брата я ни разу не видела маму расстроенной — ни по какому поводу. Словно все ее чувства притупились и она ровно идет по жизни, толкая перед собой пылесос. Иногда меня так и подмывает отчебучить что-нибудь, только чтобы посмотреть, отреагирует ли она хоть как-то. Смогу ли я разбудить ее. Но может быть, она и не желает просыпаться. Наверное, это слишком тяжко.
Только раз она почти расстроилась, когда два года назад позвонили из церковной школы Святой Агнесс и сообщили, что меня выгоняют из-за нарушения дисциплины. Я почти уверена, что мама еле заметно стиснула зубы, а голубые ее глаза увлажнились, когда она слушала сестру Марию, рассказывающую, как я вносила смуту на уроках богословия. Повесив трубку, мать пригладила волосы — словно бы мимолетное сжатие челюсти как-то нарушило прическу, — затем расправила юбку, улыбнулась и сказала:
— На этой неделе нам придется оформить тебя в школу Хейден Хай.
Поэтому вся затея с «уроками на кухне» кажется подозрительной. Ко мне и раньше приходили заниматься парни, и это никогда не вызывало проблем. Даже с Рифером. Похоже, Люк был прав, когда сказал, что не произвел сильного впечатления.
Мы располагаемся за кухонным столом, а около двери слоняется отец, поглядывая на нас. Просто нелепо. Ну почему он выбрал именно сегодняшний день, чтобы разрушить мою жизнь? «Уходи!»
Я листаю тетрадь для сочинений и открываю чистую страницу.
— На чем сосредоточимся для этого анализа? Может, на Ма и Томе?
Когда отец опять проходит мимо двери, я поднимаю глаза на Люка и внутренне напрягаюсь из-за его недовольной мины.
«Папа, уходи!»
Я пялюсь на Люка и замечаю, что морщинки вокруг его глаз разглаживаются, а в уголках губ появляется улыбка.
— Неплохо, на мой взгляд. — Он слегка повышает голос. — Что думаете, мистер Кавано?
Папа показывается из-за угла, щеки у него пунцовые, а взгляд подозрительный. Он словно бы пытается испепелить Люка глазами, чего никогда раньше не делал, затем кивает мне и уходит.
— Что случилось? — шепчу я.
Люк пожимает плечами.
Встряхнув головой, я начинаю писать.
И с удивлением замечаю Грейс, шаркающей походкой направляющуюся к холодильнику. Она редко когда выбирается из комнаты, которую делит с Мэгги, поэтому та постоянно находит предлог, чтобы сбежать. Грейс достает из холодильника колу, открывает крышку и пьет, пристально разглядывая нас из-под светлой длинной челки. На самом деле от бледно-голубых глаз Грейс, смотрящих словно бы сквозь тебя, просто мурашки по коже. Сестра всегда была такой.
— Грейс, тебе что-то нужно? — подчеркнуто спрашиваю я, когда ее пристальный взгляд кажется мне слишком уж странным.
— Нет, — Она не уходит. Пьет колу и пялится в нашу сторону.
Я стараюсь игнорировать ее, но это просто невозможно.
— Знаешь, мы пытаемся делать уроки…
Она прислоняется спиной к холодильнику, словно собирается задержаться на какое-то время.
— Продолжайте.
Я хмуро гляжу на нее.
— Будет лучше, если ты уйдешь.
— Ладно. — Она отходит от холодильника и плетется обратно в гостиную, не спуская все это время глаз с Люка.
— Извини. Она просто немного…
— Настойчива? — Люк следит за ней с поднятой бровью.
— Я не это слово собиралась сказать, но да, — улыбаюсь я.
Когда мы заканчиваем уроки, я хочу позвать его к себе в комнату — послушать новые скачанные мелодии группы «Fray». Но наверное, я испытываю судьбу.
Хотя именно это у меня лучше всего получается.
Мы медленно идем к двери, а когда доходим, я оборачиваюсь и хватаю Люка за руку.
— Пойдем, — говорю я и тяну его вверх по лестнице.
Люк выглядит слегка удивленным, когда я затаскиваю его в спальню и закрываю дверь.
— Так ты не знаешь, что произошло? — спрашиваю я, забираясь на кровать. — Я раньше не видела, чтобы родители так вели себя.
— Без понятия.
Я подбираю под себя ноги и опираюсь на вытянутую руку.
— Понимаешь, очень странно. Они словно стали пришельцами.
Люк изучает комнату и весело улыбается.
— Прямо «Вторжение похитителей тел». — Он переводит взгляд на меня и изгибает бровь, — Может, так и случилось.
Он вновь переключается на стены и обходит комнату по кругу.
— Забавные обои, — говорит Люк, останавливаясь, чтобы прочитать надписи Райли и Тейлор. Дойдя до Моны Лизы, он грустно усмехается.
— Она сделала… многое, — бормочет он.
— Что? — спрашиваю я.
Он бросает на меня взгляд.
— Да так.
Затем я вспоминаю, что там написала Райли.
— Мона Лиза жаждет с кем-нибудь переспать.
Люк опускает взгляд на тумбочку и берет в руки фоторамку. Долго смотрит на фотографию.
— Кто это? — спрашивает он, проводя пальцем по стеклу.
