Я чувствую, как по телу пробегает дрожь, но будет ошибкой показать слабость.
— Что стряслось?
— Просто избегай Пандемония. Владыка Люцифер сейчас на встрече с советниками. Там просто кровавая баня, — Глаза Мархосиаса светятся зловещим огнем, а белоснежные клыки блестят в ужасающем оскале. — Ходит слух, что твой босс на острие ножа. Наверху назревает что-то серьезное. Бехерит провалил задание, — Оскал превращается в зловещую ухмылку, — Ты ведь ничего об этом не знаешь…
— Нет, — лгу я, ведь демоны именно так обычно и поступают.
Но кроме этого, меня внезапно обуревает отчаяние из-за того, что таково мое привычное существование. Это все, что есть в моем мире. Наш единственный источник радости, если демоны способны на это чувство, — боль, муки, смерть и разрушение.
— Расскажи, что ты слышал.
— Владыке нужен какой-то смертный, а отряд Бехерита, — ухмыляется он, — проваливает задание.
— И что такого в этом смертном?
— Ходит молва, что этот человек необычайно одарен.
Фрэнни необычайно одарена? Уверен, есть другие люди — поважнее.
— Как именно одарен?
Истинное зло, отразившееся на лице демона, заставляет меня надеяться, что мы имеем в виду разных людей.
— Подчинение, — шипит он.
Значение этого слова обрушивается на меня подобно глыбе, совершенно ошеломляя. Не может быть! Фрэнни обладает лишь предвидением. Мне даже не хочется думать, что случится со смертным, имеющим способность подчинять себе мысли и чувства других, здесь, в подземном царстве. До этого было только двое, и для того, кто оказался в аду, все закончилось очень трагично. Пребывая словно в тумане, я возобновляю шаг, но Мархосиас хватает меня за руку, чуть ли не пронзая когтями плоть моего человеческого тела.
— Ладно, увидимся позже, — Его глаза полыхают красным огнем, а рот искривляется в безжалостной ухмылке, демонстрируя белые клыки.
— Совершенно верно. Но не слишком обольщайся, — говорю я, удаляясь.
Наконец мысли мои проясняются. Я добираюсь до своего убежища: островка ада, изображенного на моей настенной фреске. Иду вдоль крутого берега огненного озера, пока не достигаю самой южной точки, где озеро граничит со стеной ада, а река Стикс несет свои воды с юга. Отголоски воплей проклятых и безжалостный смех адских тварей смешиваются и эхом отдаются от высоких стен, звуча нестройным хором. И это мой собор.
Сидя на пористом куске лавы, выступающем над огненным озером, я позволяю мелодии ада в последний раз приветствовать меня. Я пристально смотрю на пламенеющий остров посреди озера и черную блестящую глыбу Пандемония, нависшую над всем адом. Любуюсь свирепыми красно-оранжевыми раскаленными водами озера, бурлящими вокруг огромных скал из серы, похожих на укоризненные персты, устремленные к небесам. Световое представление — вспышки алого и индиго вперемежку с всплесками синего и белого пламени — словно адский фейерверк. До меня доплывают клубы серного газа, исходящие от этих всплесков, и я вдыхаю их, наслаждаясь запахом серы, щекочущей мой человеческий нос. Очень легко забыть, как прекрасен дом, особенно нам, демонам.
Но затем я вспоминаю душу Фрэнни — как она пленила меня. Ее истинная красота. Не похожая ни на одну другую душу, когда-либо виденную мною в аду. Будет ли она по-прежнему выглядеть так, когда Белиас закончит свое грязное дело?
Прогоняя прочь эту мысль, от которой болит сердце, я закрываю глаза и ложусь на шершавый уступ из лавы. Но все, что я вижу, чувствую, вкушаю, вдыхаю, так живо, словно Фрэнни рядом, — это она, девушка, чья сущность заставила меня подвергнуть сомнению то, кто я на самом деле. Будь такое возможно, я бы поклялся, что на моих глазах появилась влага, тотчас же испарившаяся. Но одно несомненно — мое серное сердце рвется на части, пока я лежу здесь и жду приговора. В аду нет места второму шансу.
ФРЭННИ
Я сижу, уставившись в окно, пока Гейб везет меня домой, весь погруженный в мысли. Прислоняюсь лбом к стеклу, когда мы проезжаем мимо дома Тейлор, и внезапно мой мозг пронзает молния.
Только не это!
Застонав от боли, я зажмуриваю глаза и вижу отца Тейлор, распластавшегося на кровати… и бездыханного. Сердце замирает. Меня сейчас стошнит.
— Останови машину! — кричу я и замечаю, что Гейб уже это сделал.
Я толкаю дверь и извергаю на тротуар содержимое желудка. Когда я поворачиваюсь к Гейбу, он не выглядит напуганным или взволнованным. Он совершенно спокоен. Я выскакиваю из машины, бегу назад по улице, к дому Тейлор, и барабаню одним кулаком по двери, а другим по звонку, пока мне не открывают.
— Фи… что стряслось? — хмурится Тейлор.
— Где твой отец? — задыхаясь, говорю я.
— Спит… а что? Что случилось?
— Тебе нужно сходить к нему. Сейчас же!
— Вообще-то это не очень хорошая мысль. Фи, в самом деле. Что такое?
Я проталкиваюсь мимо Тейлор и взбегаю по ступенькам, направляясь в родительскую спальню. Она хватает меня за шкирку на полпути и чуть ли не опрокидывает, но я крепко цепляюсь за перила и продолжаю продвигаться, таща ее за собой.
— Фи, ты не можешь зайти туда! Прекрати вести себя как сумасшедшая.
Я протаскиваю Тейлор весь оставшийся путь и распахиваю дверь в спальню. Вот он, как я и видела, — только его грудь поднимается и опускается. Он всего лишь спит.
— Слава богу. — Я поворачиваюсь к Тейлор, выталкивающей меня в коридор, — Извини… я подумала… — Но когда я оборачиваюсь, то замечаю на полу пустой пузырек от таблеток. Я отталкиваю Тейлор и делаю шаг в комнату. На прикроватной тумбочке еще три пузырька — все пустые.
— Тейлор, — говорю я, высвобождаясь, — звони в девять-один-один, — Я подбегаю к кровати, — Мистер Стивене, проснитесь! — трясу его я, — Вы меня слышите?
Ничего.
Тейлор стоит не двигаясь. Я бросаюсь мимо нее к телефону на другой тумбочке и набираю 911. Пока я объясняю все «скорой помощи», в комнату входит Гейб и одной рукой обнимает Тейлор. Кажется, она едва замечает это, стоя как вкопанная и глядя на отца круглыми глазами.
Пять минут спустя приезжает «скорая», и, когда отца погружают в машину, Тейлор поворачивается ко мне. Она молчит, но в ее глазах застыл вопрос. Вопрос, на который я не могу ответить. Я лишь пожимаю плечами. Тейлор забирается в машину, к отцу. Когда «скорая» отъезжает, мигая сиреной, я даю волю чувствам и захлебываюсь рыданиями. Гейб прижимает меня к себе и ведет в машину.
— Фрэнни, ты сделала доброе дело. — Он не спрашивает, откуда я знала про это. Он вообще ничего не спрашивает. Просто крепко обнимает меня.
— Это моя вина, — выдавливаю я сквозь слезы.
Гейб приподнимает мое лицо за подбородок и смотрит мне в глаза. Его губы касаются моего лба, перемещаются на висок, скользят по щеке и нежно опускаются на мои губы.
