Вот теперьони остановились, как вкопанные, вся троица.
Старенький кольт, несмотря на возраст и все выпавшие на его долю жизненные
испытания, все же выглядел достаточно убедительно. Ах, недостаточно?!
Нахмурясь, Мазур чуть опустил дуло и потянул спуск – плавно,
без свойственной новичкам спешки. Тяжелая кольтовская пуля ударила в грязные
доски аккурат на полпути меж ним и ощетинившейся троицей.
– Ну, настолькомы друг друга все же понимаем, – громко
констатировал Мазур. – С вами, как с людьми, а вы...
И он выразительным жестом указал на проем. Ага, поняли,
какие там недомолвки – но не хочется им... А что поделаешь?
Он с не сулившим ничего хорошего лицом поднял пистолет на
уровень лба верзилы, потянул спуск. Пуля вжикнула у того возле самого уха. Без
всякой жалости Мазур рявкнул:
– Пошли вон, кому говорю!
Тот шустрик, что напал первым, первым и кинулся к проему,
все оглядываясь, жалко кривя лицо, пытаясь разжалобить и понимая, что – не
удастся... Мазур стоял с поднятым пистолетом, неумолимый, как судьба.
Подвывая, шустрик кинулся головой вперед – и тут же
исчез с глаз, покатившись по насыпи.
– А тебе особое приглашение нужно, тварь? – заорал
Мазур.
Второй шибздик бросился следом. Донесся его приглушенный
вопль.
– Ну? – спросил Мазур, криво усмехаясь.
Верзила держался гораздо более степенно и осмотрительно. Он
какое-то время пожирал Мазура пылающим взором, определенно пытаясь запомнить
эту физиономию на всю оставшуюся жизнь, чтобы посчитаться при случае. Но выхода
не было, чего уж там – и последний из криминальной троицы шагнул к проему,
взялся за доски, высунул ноги, примеряясь, в последний раз послал Мазуру
ненавидящий взгляд. И прыгнул – неплохо прыгнул, грамотно, со сноровкой
человека, привыкшего путешествовать таким вот образом, вскакивая на ходу, на
полной скорости соскакивать. Умело прыгнул – не вперед, а назад, заранее
перебирая ногами в воздухе, ухитрился и в самом деле не упасть кулем, побежал
метров десять, потом все же чебурахнулся, покатился с насыпи. Но за него Мазур
был спокоен – этотвряд ли себе поломает кости, а вот насчет двух других –
вопрос, знаете ли, дискуссионный...
Он спрятал пистолет и перевел дух, стоя у проема, подставив
лицо ветерку. Угрызений совести не было ни малейших. Еще апостолы учили, что
поступать с людьми надо так, как они поступили бы с вами – а эта троица,
никаких сомнений, преспокойно прикончила бы Мазура, окажись они в состоянии.
Так что не стоит распускать слюни, не та ситуация. Или ты, или тебя. Ничего похожего
на романтичных бродяг Джека Лондона, на лицо ужасных, но прекраснодушных внутри
– то ли классик приукрасил реальность, то ли времена изменились, безвозвратно
унеся старинную романтику...
Поезд несся, ожесточенно лязгая сцепкой на стыках, насколько
хватало взгляда, впритык к насыпи тянулись зеленые джунгли с редкими
проплешинами сухой коричневатой земли. Приведя в порядок рюкзак, Мазур
высмотрел возле самого проема уголок почище и осторожно уселся.
Как и прежде, не было пока что основания падать духом.
Никаких поводов для уныния. Случилась печальная накладка – и не более того.
В конце концов, не впервые в жизни. Бывали переделки и похуже – когда он
оказывался у черта на куличиках вообще без связи, без ясного и конкретного пункта
назначения, а в большом мире его считали погибшим. Уж если и оттуда
выбирался – что говорить об этой прогулке?
Есть и светлые стороны. То, например, что не существует
риска пропустить свою станцию. Здесь одна-единственная железная дорога,
протянувшаяся километров на четыреста без ответвлений, так что заблудиться
невозможно, даже если специально стараться. Знать бы только, что поезд пойдет
прямиком до самой столицы...
Нет, вряд ли, очень уж провинциальный у него облик, а,
впрочем, там будет видно. Главное, что он катит в нужном направлении, с каждой
минутой приближая странника к цели...
Глава 6
Новые знакомства, приятные и неприятные
Мазур давно уже перестал таращиться на окружающие пейзажи –
все равно в них не было ничего интересного – и смотрел только вперед. По его
приблизительным расчетам, пора было показаться соседнему городку, где можно
приютиться в дешевеньком отеле и поискать телефон...
Наметанным глазом он издали высмотрел у железнодорожного
переезда нечто очень знакомое – и, отпрянув из проема, встал так,
прижавшись к стенке, чтобы его не заметили снаружи.
Зря старался. Никто не смотрел в сторону поезда,
промчавшегося, не снижая скорости. Двадцатимиллиметровая автоматка трехосного
бронетранспортера чилийского производства была развернута в противоположную от
рельсов сторону, как и американский пулемет на треноге. И солдаты, толпившиеся
там числом не менее взвода, стояли спинами к железнодорожному полотну...
«Очень мило, – сказал себе Мазур. – Как прикажете
понимать? Натуральнейший блокпост...»
Вряд ли все это из-за его скромной персоны – не следует
маяться манией величия. Теоретически рассуждая, можно, конечно, допустить, что
поездная бригада заметила тогда бродяг, сыплющихся из поезда, словно спелые
яблоки с ветки, и связалась по рации с ближайшей станцией...
Ну и что? Подумаешь, прыгают бродяги... Не тот случай, чтобы
высылать к железке бронетранспортер и не менее взвода солдат, подкрепив их
тяжелым пулеметом. И потом, они вовсе не смотрели на рельсы, и взглядом не
удостоили товарняк.
Тогда? Без причины такого не бывает, это азбука. Какие-то
противопартизанские мероприятия? Заслон расположился аккурат там, где железку
пересекало широкое асфальтированное шоссе, явно рассчитанное на приличный поток
машин... и, что характерно, шоссе было пустехоньким... Вот и гадай тут!
Город впереди. Точно, город!
Заскрежетали колеса – поезд ощутимо гасил скорость.
Потянулись окраинные домишки, больше похожие на хижины, сляпанные из всего, что
нашлось под рукой. Как, бишь, называются эти трущобы? Фавелы? Нет, фавелы – это
в Бразилии. Трущобы, в общем.
А вот уже улицы поприличнее – пустые, ни машин, ни прохожих.
Только однажды Мазур увидел на перекрестке живых людей – и это опять-таки
солдаты, немаленькая кучка возле двух зверообразных армейских грузовиков. И
совсем далеко, за скопищем острых черепичных крыш, тянется к небу косой,
широкий столб черного дыма...
Здесь, точно, что-то происходило. Нечто такое, отчего
следовало держаться подальше. Мазур собрал в уме все детали мозаики –
отмененный пассажирский поезд, мирного полицая, вынужденного вдруг напялить
каску и вооружиться винтарем, заставу на переезде, опустевшие улицы, дым над
крышами – и лишь укрепился в этой версии. Пожалуй, и не следовало так спешить в
эти места, но кто же знал, кто бы объяснил... Ч-черт!
Поезд остановился окончательно – возле каких-то угрюмых
пакгаузов с высокими красными надписями непонятного содержания (будем
надеяться, они не гласят, что в любого прохожего стреляют без предупреждения).
И тут же к тепловозу подбежали несколько солдат в касках и оливково-зеленой
форме. Одна группа скрылась из виду, перейдя на другую сторону, а другая,
настороженно держа винтовки наперевес, двинулась в сторону Мазура – медленно, с
оглядочкой. Один держал на поводке поджарую черную овчарку, старательно
обнюхивающую вагон за вагоном.
