Наклонившись к нему, Донни тихонько пояснил:
– Выбирать, увы, не приходится. Дежурная смена и все тут. Ну
ничего, не такие уж плохие, а?
Мазур откровенно присмотрелся: шлюхи и в самом деле были не
самого последнего сорта, молоденькие, не потасканные, вполне достойные быть
употребленными в дело.
– Как их хоть зовут? – спросил он светского приличия
ради.
– А какая тебе разница? – фыркнул Донни, с ходу
придвигаясь к своей. – Все равно настоящие имена они тебе не скажут, у них
тут у всех, грамотно выражаясь, сценические псевдонимы. Тебе с ней не разговоры
разговаривать.
Признав в этом резон, Мазур взял бутылку и налил своей новой
знакомой на два пальца чего-то прозрачно-золотистого, что она приняла с большим
воодушевлением, прощебетала что-то благодарственное, ласково взъерошив ему
волосы. Мазур непринужденности ради одним махом осушил свою порцию и подумал, что
ему чертовски везет: вздумай он по своему собственному хотению в какой-нибудь
командировке шататься по борделям и распивать там с постельными труженицами
спиртные напитки, не говоря уж о последующем, обязательно схлопотал бы уйму
неприятностей по партийной линии, и не только. А сейчас можно наслаждаться
жизнью на полную катушку, поскольку, во-первых, на весь здешний континент не
сыщется ни одного замполита, а во-вторых, он нисколечко не виноват, что в
интересах дела приходится тут торчать. Его сценический образ требует именно
такого поведения, и точка...
Он подмигнул отведенной ему девице и вновь наполнил стаканы.
Девица что-то ему ласково прочирикала, и Мазур, широко ей улыбаясь, сказал:
– Ну, конечно, солнышко, я от тебя без ума, голову
потерял...
– Нортеамерикано? – поинтересовалась девица.
Подумав, Мазур кивнул, чтобы не вдаваться в географические
сложности. Вполне могло оказаться, что это очаровательно-порочное создание
слыхом не слыхивало ни о какой Австралии с тамошними прыгучими кенгуру и
коварными бумерангами...
– А вот это мне совершенно не нравится... – сказал
вдруг Донни.
– Что именно? – лениво поинтересовался Мазур,
придерживая одной рукой шаловливо взгромоздившуюся ему на колени девицу.
Донни кивнул вправо. Мазур присмотрелся. В самом деле,
за соседним столиком обстановочка явно выламывалась из общей картины. Девушка
там была только одна, что-то не походившая на здешний контингент – совсем юная
блондиночка со смазливой и наивной мордашкой домашнего дитяти. Рядом с ней
восседал светловолосый парнишка, немногим ее старше, перебравший, сразу видно,
качественно – он уже примащивался уснуть прямо за столиком. Остальные четверо,
сразу видно, аборигены, и их физиономии Мазуру отчего-то сразу не понравились –
те еще экземпляры, приблатненные рожи. Эта четверка и парочка европейского вида
определенно не сочетались – но девчонка, сияя беззаботной улыбкой, о чем-то с
ним толковала на испанском, вовсе даже не обращая внимания, что взгляды
собеседников так и липнут к ее фигурке.
Парень наконец, уснул, уронив голову на стол. Тогда один из
местных, перекинувшись с девушкой парой слов, встал, приподнял упившегося и,
поддерживая с братской нежностью, повел куда-то вглубь зала, откровенно
подмигнув остальным из-за спины девчонки. Мазур отметил, что старикашка в смокинге,
торчавший неподалеку, взирает на происходящее с беспокойством. Он, в конце
концов, подошел, что-то сказал – но сидевший ближе других к нему широкоплечий
усач, чуть приподнявшись, зло оскалясь, ответил что-то короткое и решительное,
чуть отвернул полу пиджака и во внутреннем кармане на миг обозначилось нечто,
ужасно напоминавшее гнутую рукоять револьвера...
Донни уже не улыбался, весь подобравшись.
– Что там такое? – спросил Мазур.
– Не нравится мне эта компашка, – сказал канадец
негромко. – Уговаривают куклу покататься по ночному городу, обещая
показать достопримечательности, а эта дура вроде не против, полагая их людьми
приличными... В чем я с ней категорически не согласен. Те еще хари.
– Уж это точно... – сказал Мазур.
Донни, щелкнув пальцами, подозвал старичка, о чем-то с ним
пошептался, досадливо поморщился:
– Ну, точно, Джонни, так и есть... Эта парочка – студенты из
Штатов, новобрачные, изволите ли видеть. Путешественники по дешевому туру. От
безденежья и по неопытности остановились тут, полагая домишко самым
обыкновенным отелем, только дешевым. Мужа эти ловкачи быстренько подпоили и
повели баиньки... Иногда тут такое случается. Дуреху жалко. Убить не убьют, но
трахать будут до утра где-нибудь в зарослях. Ну да, черт, сама идет, дура...
Вернулся четвертый, поигрывая ключами от машины, а эта дура
и в самом деле вставала из-за стола вслед за новыми друзьями, по ухмылочкам
которых ее ближайшее будущее ясно читалось всеми, кроме нее самой, и мордашка у
нее была столь наивная, полная неоскверненной веры в человечество, что Мазур
поморщился от бессильного сочувствия.
И остался на месте, конечно. Что бы там ни происходило
вокруг, не следовало ввязываться согласно тем же правилам игры...
Ага! Старикан, шустро просунувшись наперерез, попытался-таки
что-то втолковать четверке – но тот, широкоплечий, сграбастав его за
лацкан, притиснул в уголок, явно собираясь задержать, пока остальные скроются
на улице с девицей. Проделано это было ловко, незаметно для окружающих, со
стороны казалось, что оба увлечены мирной беседой.
– Черт знает что, – сказал Донни. – Вообще-то тут
есть вышибала, который таких вот штучек ради репутации заведения не допускает,
но что-то я его не вижу на рабочем месте... Жалко дуреху, у меня сестренка
почти такая же... На хрена милой девочке подобные разочарования в жизни, да еще
в медовый месяц?
И он внезапно вскочил из-за стола со злым, напряженным лицом
в три прыжка догнал уходящих, сграбастал кого-то за рукав, рявкнул нечто
по-испански...
Мазур остался сидеть, чуточку презирая себя за это, но
подчиняясь неизбежному. Хотя... Кто сказал, что австралийский бродяга не может
настучать в борделе по ушам местной шпане? Полиция... риск... но, с другой
стороны...
Он все еще колебался меж служебным долгом и естественными
человеческими чувствами, когда все завертелось по полной. Получив от Донни
великолепный прямой в челюсть, один из четверки отлетел в угол, распластался на
истертом паркете. Второй, пропустив плюху, удержался на ногах, а вот третий
ловко двинул канадца в пах, добавил левой по затылку, и к ним уже бежал
четвертый, запустив руку во внутренний карман с пушкой, и завизжали девки, и
началась наконец суматоха, и в свете ярких электрических ламп сверкнуло лезвие
ножа...
Мазур, сбросив с колен девицу, уже был в прыжке. Поздно,
мать твою, поздно! Нож возвращалсяпосле широкого режущего замаха, уже
запачканный красным...
Удар ногой по запястью – и никелированный револьвер улетел
далеко вглубь зала, под чей-то столик, а его обладатель, пойманный Мазуром не
на самый сложный и коварный прием, отправился в противоположную сторону,
получив по организму пару молниеносных ударов без всякой жалости.
