Стоило ему войти в обширную приемную, битком набитую тем же
суетящимся народом, как навстречу ему шустро кинулась секретарша, пожилая
мумиеобразная сеньора в скучном сером костюме, как две капли воды похожая на
отечественную профсоюзную активистку – настолько, что Мазура оторопь пробрала в
первый миг. И возвестила с усердием цепной собаки, что сеньоралькальдвелел
незамедлительно пригласить к нему сеньора Джонни, как только последний
объявится.
Когда высоченная дубовая дверь бесшумно затворилась за
Мазуром, хватило одного взгляда, чтобы сообразить: новоиспеченный сеньор
алькальд не относится к тем бессердечным субъектам, что лишены простой
человеческой благодарности и полагают, будто услуга, которая уже оказана, ни
черта не стоит...
Вовсе даже наоборот: дон Себастьян Санчес скорее впал в
другую крайность, он кинулся навстречу Мазуру, столь энергично распахнув
объятия, столь дружески сияя, что во рту стало приторно, будто Мазур навернул
одним махом полкило сахару.
– Как я рад вас видеть, мой юный друг! – воскликнул дон
Санчес, увлекая Мазура к великолепному столу с гнутыми позолоченными ножками,
усаживая в столь же великолепное кресло и подсовывая стакан с виски. – Нет
нужды повторять, как я вам благодарен, вы и сами понимаете, что спасли мне
жизнь... Этот мерзавец Рамирес, разложившийся и коррумпированный... Ну, будем
надеяться, история и правосудие еще воздадут сторицей этому гнусному субъекту в
самом скором времени... – он уселся за стол, положил локти на роскошную
столешницу, украшенную инкрустацией из разнообразнейших сортов дорогого дерева,
пытливо глянул на собеседника. Улыбка исчезла у него с лица, словно повернули
некий выключатель. Глаза в сеточке морщинок были умные и проницательные. –
Что же, забудем о неприятном и займемся проблемами насущными... Что же мне с
вами делать, Джонни? Я просто обязан что-то для вас сделать...
– Я... – заикнулся было Мазур.
– О, ни слова! – властно поднял ладонь сеньор
алькальд. – Все обуревающие вас благородные чувства написаны на вашем
лице. Вы скромны, тактичны, это видно... Другому, признаюсь, я без особых
раздумий сунул бы немаленькую пачку радужных бумажек, и оба мы считали бы это
закономерным финалом, устраивающим обе стороны... Но вы, Джонни, человек иного
полета, верно? Ваше лицо вовсе не похоже на физиономию недалекого субъекта,
ждущего вещественной благодарности...
– Надеюсь, – вставил словечко Мазур.
– Вы – человек иного полета, это ясно, – повторил
алькальд. – Грубая, материальная благодарность одноразова и конечна, ведь
так? А вы наверняка хотите от жизни чего-то большего... Вы согласны стать моим
другом и сподвижником, Джонни? Я умею ценить верность, преданность и деловые
качества. Вы уже неплохо зарекомендовали себя, и в заведении нашей милейшей
сеньоры Розы, и позавчера на площади... Это в парашютистах вас научили так великолепно
драться?
Мазур кивнул, подумав, что тут не обошлось без откровений
донны Розы – никаких сомнений, теснейшим образом повязанной с этим деятелем.
– Прекрасно, – кивнул Санчес. – Если что-то и
способно погубить нашу многострадальную страну, так это отсутствие
профессионализма. Мы, латиноамериканцы, потерпели немало поражений не в силу
какой-то лени или иных национальных пороков, а как раз в силу того самого
вопиющего непрофессионализма. Испокон веков пытались решать все проблемы с
провинциальной небрежностью. Чего ни коснись, везде этот дурной провинциализм.
А в итоге субъекты вроде Рамиреса довели провинцию до полного упадка... Я
намерен решительно это переломить. Мне нужна команда. Я хочу, чтобы на любом
участке работы, о чем бы ни шла речь, стояли не провинциальные лентяи, а люди,
приученные работать толково, на уровне мировых стандартов. Вот взять хотя бы
вас, Джонни – молоды, энергичны, повидали свет, служили в парашютистах...
Прямо-таки бесценная находка для иных ответственных поручений... Что скажете?
Мазур, глядя ему в глаза открыто и честно, сказал:
– Мне чертовски нравится ваш город, дон Себастьян. У меня
тут появились настоящие друзья, а вдобавок – возможность сделать неплохую для
простого бродяги карьеру... Не настолько я глуп, чтобы отказываться.
Располагайте мною, как найдете нужным.
А что еще прикажете ответить, если хотите жить в этом городе
спокойно и привольно, прежде чем придет пора сорваться в дорогу?
– Прекрасно, – сказал алькальд. – Просто
прекрасно. Я рад, что правильно вас оценил...
– И чем же мне предстоит заниматься? – напрямую спросил
Мазур.
– Не спешите, – с милой улыбкой ответил
алькальд. – Я вовсе не собираюсь немедленно нагружать вас поручениями.
Какое-то время нужно будет разгребать все эти авгиевы конюшни, оставленные
предшественником... Но, будьте уверены, ваш час придет, и весьма скоро. –
Он поморщился с искренней брезгливостью. – Чертов Рамирес... Это уже
выходит за рамки политической борьбы... Какова штучка...
Он достал из ящика стола тот самый вальтерок с глушителем,
повертел его в руках, держа довольно умело, протянул Мазуру:
– Рамирес, конечно, мерзавец, но игрушка хороша...
– Безусловно, – согласился Мазур, повертел пистолет,
вернул собеседнику.
Тот решительно отстранил его руку:
– Оставьте себе. У вас глаза разгорелись... Молодые люди
любят такие игрушки, я понимаю. Считайте это маленьким подарком, совершенно
несоизмеримым той услуге, которую вы мне уже оказали.
Мазур с непритворным удовольствием опустил пушку во
внутренний карман пиджака, глушителем вверх, нерешительно спросил:
– У меня с ним не будет... проблем?
– Джонни! – укоризненно воскликнул алькальд. – Вы
– мой друг, член команды, какие тут могут возникнуть проблемы? Начальник
полиции весьма разумный человек, он уже успел принести заверения, присягнуть на
верность... Менять его нет смысла, гораздо проще и выгоднее держать на коротком
поводке, используя все, что о нем к настоящему моменту известно... В общем,
любой мой друг, любой преданный сотрудник, усердно работающий на благо народа и
его представителей в лице новой администрации, может не бояться каких-то
неприятностей с полицией. Носите смело... – он сделал паузу, принял
озабоченный вид. – Вот, кстати, о начальнике полиции, Джонни... Он только
что приходил ко мне посоветоваться по крайне деликатному вопросу, касающемуся
вас...
– В чем дело? – насторожился Мазур.
– Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки... –
алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил перед
Мазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой красной
линией.
Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал ни
слова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смысле
сочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу.
Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близко
к исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке.
И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составлен
согласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.
