– Нет, я тебя порой упорно не понимаю...
– Штампы все, штампы, – сказал Мазур. – Отрешиться
от них нужно, вот и все. Ну ладно, ладно! Чтобы ты не терзалась сложностями,
предлагаю самый простой и убедительный вариант: когда найдем клад, я всех вас
быстренько перережу, не забыв над тобой персонально, понятное дело, перед
смертью надругаться, заберу денежки себе и смоюсь куда-нибудь в Майями
проматывать их на доступных красоток. А то и старую миллионершу подцеплю,
прикинувшись удачливым бизнесменом. Очарую, женюсь на ней, а потом утоплю в
ванне и буду наслаждаться жизнью, не вспоминая про вас, убиенных... Так тебе
больше нравится?
– Джонни, оставь...
– Тогда – десять процентов? – спросил Мазур. – И
ужин при свечах в хорошем ресторане где-нибудь в Чаконе и пара медленных
танцев... И все на этом. А?
– Ты или чертовски хороший парень, или...
– Или. Как ты думаешь, кто по ночам в маске упыря режет
запоздавших путников на большой дороге? А президента Кеннеди кто убрал?
То-то...
В глазах у нее было все больше надежды и все меньше
недоверия. Мазур с присущей ему скромностью подумал: «Что ни говори, а мое
злодейское обаяние себя оказывает. Надо полагать, именно благодаря ему иные
роковые красотки запаздывалименя убить, посчитав не особенно опасной дичью...
Что же у тебяза душой, красотка с прекрасным и трагическим взором? Должно
что-то быть, обязано...»
– Послушай, – сказал он решительно. – Тебе не
кажется, что пора мне кое-что рассказать? Боже упаси, я не пытаюсь выспросить у
тебя место...
– А я и сама не знаю места, – усмехнулась она,
помаленьку обретая душевное равновесие. – Так что пытать меня
бессмысленно, а глотку перерезать рано...
– Жаль, а я уж было настроился... – сказал
Мазур. – Ну, а чтоже это все-таки? В самом деле, золотой галеон?
– Бриллианты.
– В море? – с сомнением спросил Мазур. – А как они
туда попали?
– Милях в ста от побережья, возле одного из островков в
сорок пятом году затонула немецкая подводная лодка. Перед самым концом войны.
Она выполняла какую-то секретную миссию. И в сейфе у капитана лежали
бриллианты, предназначавшиеся кому-то здесь... надо полагать, не рядовому
агенту. О ней все забыли, вернее, не знали толком, где именно она пошла ко дну.
– Ага. И кто-то продал твоему отцу совершенно точную
карту...
– Не совсем. Понимаешь, несколько лет назад он очень помог
одному человеку... вытащил его из серьезных неприятностей, потому что с тем
человеком поступили несправедливо, он был не виноват, так впоследствии и
оказалось... А полгода назад он приехал к отцу. И рассказал о себе. Он и
был офицером на той лодке. Единственным, кто уцелел, когда ее потопили. У него
совершенно не было денег, а у отца – пусть и немного, но для такой экспедиции
достаточно... почти. Отец взял в долю дона Хайме, но они поссорились, я тебе
уже рассказывала...
– Интересно, – сказал Мазур. – Подводная лодка,
говоришь...
Кристина быстро сказала:
– Существовала такая лодка, я проверяла. Каждая немецкая
субмарина носила свой номер...
– Я знаю. Моряк как-никак.
– Ну вот... Я искала в архивах... Лодка под этим номером и в
самом деле по всем бумагам проходит пропавшей без вести, по времени все совпадает
– она и в самом деле ушла в Атлантику и никогда не вернулась. Весь ее экипаж с
тех пор тоже так и числится пропавшим без вести... Я посылала запросы – это
нетрудно было замаскировать самым обычным сбором материала для работы, никаких
подозрений... Была такая подлодка. И исчезла.
– Ну, этомуя верю, – сказал Мазур. – А вот
твой немец у меня, уж прости, сразу вызывает подозрения. В свое время, да будет
тебе известно, объявлялся доподлинный кок с «Марии Целесты»... слышала про
«Марию Целесту»?
– Ну, разумеется.
– Вот только очень быстро выяснилось, что кок-то липовый...
А «пассажиров «Титаника» в свое время шлялось по репортерам столько, что и
сосчитать невозможно. В истории мореплавания масса самозванцев... А мнимых
кладов не меньше, чем на суше.
Кристина прищурилась:
– А что, не было реальныхморских кладов?
– Сколько угодно, – вынужден был признать Мазур.
– Вот видишь...
– И все же... Кинематографом попахивает. Или – авантюристом,
который...
– Хочет вытрясти из нас денежки? – понятливо подхватила
Кристина. – Мы и сами об этом думали, и я не ребенок и отец – человек с
обширным жизненным опытом... Понимаешь ли, Джонни, дела обстоят так, что особыхденег
этот немец из нас не выудил. Он, если точнее, вообщене получил от нас ни гроша
наличными. Да, отец купил суденышко для ловли креветок – но оно как числилось
по бумагам его собственностью, так ею и остается. Да, я на свои деньги заказала
два акваланга...
– Почему два?
– Потому что хотела идти на пару с Роблесом...
– И он тебя не отговаривал? Если нет – то никакой это не
специалист и жалеть о нем незачем...
– Отговаривал, – сказала Кристина. – В тех же
выражениях, что и ты... Не отвлекайся. Так вот, акваланги тоже остаются нашей
собственностью. Где же тут выманивание денег? Ах да, мы еще сняли немцу
квартирку в пригороде, заплатили за месяц вперед... Но это такие смешные
деньги, что всерьез о них говорить... Где ты тут усматриваешь его корысть?
Мазур сказал упрямо:
– Ну, в конце концов... Негде ему было жить и не на что, вот
и придумал всю эту историю, чтобы потрясти доверчивых простаков. Люди и не
такое плетут ради тарелки супа или стаканчика виски за чужой счет...
– Ты уже попросту упрямишься, по лицу видно...
– Черт его знает... – сказал Мазур. –
В конце-то концов, бывают и настоящие клады... Значит, он в Чаконе? Ты
меня с ним сведешь? Посмотрю, что за немец...
– Конечно.
– Значит, есть человек, который знает место... Есть
кораблик, акваланги... Кто на корабле?
– Старый знакомый отца, бывший военный моряк. И двое
матросов, люди вроде бы надежные.
– Все люди надежные, пока перед глазами бриллианты не
засияли... – сказал Мазур с философской грустью. – И Роблес... был.
– Ты знаешь, я начинаю подозревать, что дон Хайме его
просто... Дон Хайме, как и мы, крайне стеснен в средствах, откуда бы он взял
достаточно, чтобы...
– А ведь он и мне пытался деньги предлагать, – вспомнил
Мазур. – Да ведь он мог взять в долю кого-то еще, как ты – меня только
что... Значит, плюс ко всему – еще и дон Хайме на хвосте, а может, не только
он...
– Местознает только немец. А о немце, смею думать, не знает
никто. Суденышко в море проследить труднее, чем прохожего на улице, верно?
