– Хочу убедиться, – невозмутимо пояснил Хольц. –
Вдруг у вас при себе магнитофон или рация? Вас не затруднит, Джонни, исполнить
стриптиз? Думаю сеньорите Кристине это зрелище не в новинку... а впрочем, она
может отвернуться.
– Что за шутки? – недовольно сказала Кристина. –
По-моему, я уже говорила, что Джонни...
– Для надежности, – упрямо сказал Хольц.
– Ну ладно, – сказал Мазур покладисто. – Стриптиз
так стриптиз, только имейте в виду, я в этом деле не профессионал, так что и не
ждите особой эротичности...
– Плевать мне на нее, – проворчал Хольц. – Я не
педик, это все в интересах дела...
– Ну, тогда я спокоен, – сказал Мазур, прежде всего
кладя пистолет на ветхий столик. – Тогда и задом вилять не буду, и
улыбаться вам не стану зазывно, я ведь тоже не педик...
Кристина отвернулась к окну, выходившему на обшарпанную
крышу соседнего, более высокого здания. Мазур проворно сбросил нехитрую одежку,
сказал:
– Можно, я останусь в трусах?
– А там у вас ничего такого? – подозрительно спросил
Хольц.
– Да как сказать, – сказал Мазур, спуская трусы, словно
в военкомате. – Для кого и ничего такого, а кому-то... – он покосился
на Кристину и не стал заканчивать тираду. – Ну, убедились? Нигде я не
прячу ни раций, ни магнитофонов... А вообще-то это глупо, Хольц. Вы совершенно
не учитываете технический прогресс. Микрофон может быть вмонтирован... ну, хотя
бы в часы, и хрен вы его усмотрите невооруженным глазом...
– Сам знаю.
– Тогда к чему этот стриптиз, если вы не извращенец?
– Черт его знает, – проворчал Хольц чуточку
сконфуженно. – Ради предосторожности, привычка...
– Ну да, – сказал Мазур, одеваясь. – Вы же у нас –
гонимый ветром осенний лист, и душа у вас нежная...
– Ничего подобного. Хотите выпить?
– Это одно из предложений, от которых австралийцы, тем более
моряки, никогда не отказываются, – сказал Мазур. – Сделайте
одолжение.
Хольц принес из кухоньки бутылку виски и три относительно
чистых стакана. Кристина отказалась красноречивым жестом, а вот Мазур с
удовольствием плеснул себе на два пальца, пожал плечами:
– Я-то рассчитывал, что вы притащите пиво. Классический бир.
Вы ж немец...
– Не нужно думать штампами, – проворчал Хольц. – Я
сорок лет прожил в Латинской Америке, пиво тут не особенно любят...
– Понятно. Ну что, устроим игру в вопросы и ответы?
Хольц мгновенно насторожился, полное впечатление, что
ощетинился бы, подобно дикобразу, будь у него иголки:
– Местоя вам, разумеется, не выдам... Простите за невольный
каламбур, место вы узнаете на месте...
– Помилуй бог, я и не стремлюсь... – сказал Мазур.
– Тогда?
– Видите ли, Хольц, – задушевно сказал Мазур. – Вы
– человек тертый, согласен. Сорок лет здесь – это круто... но и я не вчера
родился. Согласитесь, что я ощущаю некоторую ответственность за Кристину. Мне
не хотелось бы, чтобы она стала жертвой... скажем мягко, какой-нибудь
сомнительной карты с крестиком на месте клада... или столь же сомнительного
«знатока». Я повидал в жизни и такие карты и таких «знатоков». Сам, будучи
помоложе, пару раз ловился на эту удочку, есть некоторый опыт.
– Иными словами, вы подозреваете меня...
– Да полноте! – сказал Мазур с обаятельнейшей
улыбкой. – Вовсе я вас не подозреваю. Просто хотел бы прояснить для себя
кое-что. Сам выслушать вашу историю. Для вящей гарантии. Это уместное
требование для участника дела и компаньона на проценте, а?
– Ну, вообще-то...
– Вот видите. Знаете, какая деталь пока что свидетельствует
в вашу пользу? Судя по рассказам Кристины, вы до сих пор не брали у нее
по-настоящему серьезныхденег. И все же... Мало ли что случается... Значит, это
была подлодка?
– Не просто подлодка. Субмарина для особых поручений.
«Ну да, – подумал Мазур. – Один из томиков
«Библиотеки приключений», любимое чтение в детстве. Субмарина-призрак, «Летучий
Голландец» с его демоническим капитаном... Ну, во-первых, Хольц этого романа
явно не читал, а во-вторых, такие лодки не писатель Платов придумал, они и в
самом деле существовали, уж я-то знаю...»
– Вы знаете... – сказал Хольц с неким подобием
мечтательной улыбки. – А ведь мне вовсе не неприятно вспоминать эту
историю... Старею, наверное. Начинаю сентиментально относиться к воспоминаниям
юности. Впрочем, мы немцы, вообще сентиментальная нация... Хотя последние сорок
лет жизнь из меня старательно выбивала всякую сентиментальность... Короче
говоря, это случилось в конце апреля, сорок пятого, естественно. Паскудное было
время. Все уже понимали, что это конец, что наш бесноватый ефрейтор...
– Вы, я смотрю, за эти сорок лет стали антифашистом? –
усмехнулся Мазур.
– Глупости, – отрезал Хольц. – Насколько я знаю,
среди нынешнихнемцев распространены две крайности. Одни жаждут некоего реванша,
другие корчат из себя тех самых заядлых антинацистов. Могу вас заверить, что я
ненавижу обе эти крайности. У меня гораздо более прагматичная жизненная
позиция: что прошло, то быльем поросло. Что было, то было. Мне наплевать и на
реванш, и на потуги антинацистов. Я от всего этого далек и в прямом, и в
переносном смысле. Но что поделать, если фюрер и в самом деле кончил, как
бесноватый придурок... Ведь он проиграл, а? Победители не бывают ни
бесноватыми, ни придурками. А проигравший – всегда дерьмо... Такой у меня
подход. Что вы ухмыляетесь?
– Откровенно говоря, он совпадает с моим.
– Вот и отлично, – сказал Хольц. – Проще будет
понять друг друга. Короче, лодка отправилась в Южную Америку, чтобы передать
кое-что нашим здешним друзьям. У нас хватало тут друзей – и далеко не все
они были платными агентами. Этнические немцы, обосновавшиеся в Южной Америке,
люди схожих политических убеждений... В свое время это была организованная
сила. В сейфе у командира лежали два мешочка. Совсем небольшие, вот
такие, – он показал ладонями нечто, схожее объемом со средним
яблоком. – Там было двадцать восемь бриллиантов. По нынешним ценам – на
два миллиона долларов. Понимаете, так надежнее всего. Иностранной валюты в
рейхе было мало, а это, повторяю, были наши друзья, с которыми не стоило, как
это вдругихслучаях практиковалось, рассчитываться фальшивыми долларами и
фунтами стерлингов. Наконец, бриллиант – это вещичка, которую легко продать без
малейших вопросов... Двадцать восемь бриллиантов, крупные, чистейшей воды,
каждый обернут в вощеную бумажку и уложен в крохотную коробочку, оклеенную
какой-то мягкой тканью...
– Вам в сорок пятом было... года двадцать три?
– Двадцать пять.
– И кем же вы служили на той лодке?
– Младшим офицером.
– Вот об этом я и говорил... – сказал Мазур. – Вот
тут-то и не складывается... Я ведь упоминал, что служил в армии? А тот, кто
отслужил свое, прекрасно разбирается в некоторых вещах... Значит, командир вез
в сейфе бриллианты... Охотно верю, это похоже на правду. А знаете, что на
правду решительно не похоже? То, что об этом знали вы. Один из младших
офицеров. Извините, я о вас кое-что читал, о вашем вермахте, о вашем флоте.
Честное слово, у вас просто отлично поставлена была секретность и субординация,
хоть шляпу перед вами снимай, но нет у меня сейчас на голове шляпы... Вы что
же, хотите сказать, что ваш командир, получив такое задание, собрал всех
офицеров и торжественно объявил: «Парни, нам выпала огромная честь! Мы везем
нашим друзьям в Южную Америку двадцать восемь бриллиантов!» И рассказал
вдобавок, как они упакованы. Простите, что-то не верится...
