Эти детские вечеринки, как и вообще все вечеринки в Голливуде, были своего рода фондовой биржей. Сюда приходили и родители, которые между делом устраивали себе выгодные контракты, ввязывались в прибыльные затеи или справляли с другими богатую тризну, присоединяя свой голос к хору соболезнований по поводу чьей-то некогда блистательной, но окончательно рухнувшей карьеры. Так, волею случая, перезнакомились их дети. Поначалу они отнеслись друг к другу враждебно и настороженно, но постепенно обнаружили, что между ними много общего: они перещеголяли всех прочих обычных детей, которые были куда менее циничны, менее богаты и менее несчастны, О чем им было говорить с невинными малолетками?!
На одной из таких вечеринок Мерри познакомилась с Пэм Джеррард, дочерью режиссера Уолтера Джеррарда. Они несколько раз играли в теннис, и однажды после игры Пэм предложила вместе пообедать. А потом она с легкостью подружилась и с остальной компанией.
Здесь собрались все яркие личности. Лила Фрэмптон, дочь известного эстрадного певца, и Билл Холлистер, чья матушка до сих пор считалась секс-символом Америки, поэтому само существование Билла для нее и для ее киностудии было досадным недоразумением: что это за секс-бомба, если у нее семнадцатилетний сын? И Сэм Голден, сын великого комика (или некогда великого — теперь папа работал на телевидении, швырялся бисквитными тортами в рекламных роликах между вечерними мультфильмами и, говорят, сильно пил), И Гарри Грин, чей отец после постановки Брехта в Берлине, поставил все фильмы про Дракулу, И еще Джилл Морган, внучка балерины. И Эд Кент, сын поющего ковбоя. Ну и, разумеется, Пэм и Мерри.
А собрались все у Билла Холлистера: его мать уехала в Нью-Йорк на две недели вести переговоры с боссами, так что весь огромный дом, и огромный бассейн, и огромный бар были в полном распоряжении собравшихся, но только никому до этой роскоши не было никакого дела.
Больше всего Мерри поражалась не их безразличию ко всему, не их цинизму, не их зубоскальству по любому поводу, но — собственной неискушенности. Она никогда не задумывалась о своем положении в обществе, никогда не осознавала того, до какой степени ее собственная жизнь находится или должна находиться под влиянием карьеры ее отца. У этих ребят не было никаких амбиций, они ни к чему не стремились, но у всех уже были собственные, очень солидные, счета в банках, и им уже не надо было думать о деньгах до конца жизни. У них не было даже мимолетных забот. Отец Билла Холлистера, который финансировал производство фильмов с участием своей жены, всегда нанимал кого-то вести дела: подписывать контракты и чеки, обзванивать людей, отвечать на письма. Он терпеть не мог, когда к нему приставали с какими-нибудь докучливыми просьбами: выдать денег на карманные расходы для сына, рассчитаться с посудомойками, оплатить услуги разносчика газет или уборщицы. Он просто держал пару сотен долларов в купюрах разного достоинства и кучу мелочи в правом верхнем ящике своего письменного стола. Этот ящик был словно водопроводный кран — всякий, кто испытывал в данный момент жажду, мог припасть к крану и попить. Он страшно не любил, когда его беспокоили. Время от времени он заглядывал в ящик и, если тот оказывался пуст, снова наполнял его.
Метод ведения Холлистером-старшим финансовых дел был просто экзотическим примером того, насколько потусторонней материей казались деньги этим подросткам — потому что именно то же самое ощущение было свойственно и их родителям. Мерри ее новые приятели просто очаровали. Она ходила с ними на пляж и отправлялась на автомобильные прогулки по прибрежному шоссе, чтобы высматривать в дюнах спальные мешки — их там всегда было полным-полно, — которые извивались, точно червяки. Мальчики и девочки с полнейшим равнодушием наблюдали за этими совокуплениями, которые Мерри интересовали именно как совокупления. А ее новые друзья ни к чему не относились серьезно — даже к сексу, который в жизни их родителей занимал заметное и даже почетное место, прямо как национальный флаг: ведь секс — одно из величайших священнодействий. Но у этих подростков все священное вызывало скуку. К тому же, они прекрасно знали, что это такое и что из этого получается. Они знали все о любовных интрижках, о разводах, о судебных процессах, об исках о признании или лишении родительских прав, обо всех недолговечных союзах, из-за которых они были лишены нормального детства, и хотя они никого не осуждали, потому что человек, кого-то осуждающий, всегда производит впечатление напыщенного лицемера, — они не собирались и давать клятву верности сексу, вытянувшись по стойке «смирно» и держа руку на гениталиях. Это им казалось и вовсе глупостью.
С другой стороны, они, конечно, не были совсем индифферентны к сексу. В то утро у бассейна в теннисном клубе Ронни Голден рассказал о статье, которую он прочитал в «Лос-Анджелес тайме», — об облаве на подпольный синдикат порнографов в Чикаго. Самым забавным было то, что этот синдикат объединял любителей, а не профессионалов — их тайное общество сплошь состояло из добропорядочных обывателей (многие из них были семейными парами), которые обменивались друг с другом порнографическими фотографиями, сделанными «полароидом».
— А почему «полароидом»? — спросила Пэм.
— Ну, это же ясно, — ответил Гарри. — Если снимаешь простым аппаратом, надо отдавать пленку в проявку, потом печатать фотокарточки, да только кто же согласится! Или приходится проявлять и печатать самому, а это вообще головная боль.
— То есть, ты хочешь сказать, что такие пленки не возьмут в обработку в фотостудии?
— Именно! — сказал Гарри.
— Это черт знает что! — сказал Эд Кент. — Если вдуматься, то это просто черт знает что. Допустим, женился парень и они с женой хотят друг друга поснимать так, как им хочется. У них же должно быть на это полное право!
— А зачем это им? — спросила Пэм.
— Откуда я знаю. Но почему они не могут это сделать? — спросил Эд.
— Ну, представь себе: муж с женой захотят сфотографироваться, чтобы потом, когда они станут старенькими, морщинистыми и некрасивыми, разглядывать эти фотографии, — предположила Лила.
— Ты даже усложняешь. Просто на свете немало вуайеров, — сказал Ронни.
— А кто такие вуайеры? — спросила Мерри.
— Люди, которые любят кое-что смотреть, — ответил он.
— А разве это не все любят? — спросил Билл Холлистер. Все засмеялись и оставили эту тему.
А потом, в передней, когда ребята одевались, Билл спросил Гарри и Эда, что они думают по поводу приобретения «полароида».
— А что, давай! — согласился Эд.
— Чего? Чего? — спросил Ронни, вернувшись из душа. — Что это вы тут замышляете?
— Одно дельце с «полароидом», — сказал Эд. — Билл хочет купить эту штуку.
— Почему бы нам всем не скинуться? — спросил Гарри.
— И чей же это будет тогда аппарат? — поинтересовался Эд.
— Можем тянуть спички или что-нибудь в этом роде, — предложил Ронни.
Ребята обшарили карманы и извлекли десятки, двадцатки и даже полусотенные.
