— Вообще-то говоря, — заметил Джеггерс, — это вовсе не так. Песеты уже разблокированы. Теперь речь идет о праве на нефтедобычу.
— Нефтедобычу?
— О правах на экспорт нефти в Испанию.
— Ну, что бы там ни было, — сказала она, махнув рукой, — я это и имею в виду.
— Что это ты имеешь в виду? — спросил он. — Откуда это вдруг у тебя такое презрение к большим деньгам?
— Не знаю, — ответила она. — Я вот все думала. О профессии актера, о театре. Об отце.
— Понятно, — сказал он и переменил тему. — Кстати, читка пьесы и твое прослушивание на роль Клары состоятся послезавтра. Как ты сама считаешь, ты готова?
— Да. Но именно об этом я и хотела с вами поговорить.
— Я догадывался.
— Дело в том, что я познакомилась с одним парнем.
— И об этом я догадывался.
— Он актер. Я познакомилась с ним в театральной студии. У него настоящий талант. Он потрясающий человек!
— Неужели?
— Он вам понравится! — сказала она. — Я уверена. Когда-нибудь он будет великим актером. Не просто звездой. Актером!
— Как его зовут? — спросил Джеггерс мягко.
— Тони Бассото, — она набрала побольше воздуха и выпалила. — Его друзья собираются ставить пьесы Йейтса. Вы читали пьесы Йейтса?
Он помолчал, глядя на нее, и сказал:
— Да. Болес того, однажды я встречался с ним в Лондоне.
— Да! — с восхищением воскликнула она. — Какой он был?
— Он произвел на меня впечатление сумасшедшего, — ответил Джеггерс.
Мерри разочарованно отвела взгляд. Она-то надеялась, что благодаря Иейтсу сможет подготовить Джеггерса согласиться на предложение Тони.
— Нет, он великий поэт, я ничего не хочу сказать, — поправился Джеггерс. — Но чокнутый.
Он намазал булочку маслом и вдруг задал неожиданный вопрос:
— Кто их финансирует?
— У одного из постановщиков есть тетя, которая даст им деньги, — ответила Мерри.
— Какие пьесы они собираются ставить?
— Они еще не решили.
— Понятно.
Мерри все никак не могла понять — то ли он заинтересовался, то ли раздражен, то ли просто любопытствует. Она подождала, пока официантка уберет посуду, и сказала:
— Это, конечно, не Бродвей, но постановка будет успешной. Я уверена.
— Тебе не нравится пьеса Уотерса?
— Нет, нравится. Но она несерьезная. В ней нет той глубины, какая есть в пьесах Йейтса.
— Насколько я понимаю, этот молодой человек настолько же талантлив, насколько красив, — сказал Джеггерс и вопросительно поднял брови.
Мерри покраснела.
— …И что именно от него ты заразилась таким презрением к Голливуду и кинематографу?
Она кивнула.
— Понятно. Позволь мне это все обдумать, — сказал он.
— Ну, конечно! — улыбнулась она радостно.
— Но ты все-таки сходи на читку и продолжай учить роль Клары.
— Если вы настаиваете, буду.
— Надо всегда иметь пути к отступлению, — пробормотал он.
Выйдя из ресторана, он спросил, где она будет сегодня во второй половине дня.
— Возможно, мне надо будет с тобой поговорить.
— Еще не знаю. У меня занятия на курсах дикции. Но я буду звонить своей телефонной секретарше каждый час.
— Позвони-ка мне около четырех.
— Хорошо, позвоню.
Реакция Джеггерса ее немного озадачила, но все же она была рада, что он не стал противиться ее желанию участвовать в постановке Йейтса.
В четыре она ему позвонила, и секретарша Джеггерса попросила подъехать через полчаса. Она поймала такси и отправилась к Джеггерсу, занимаясь по дороге дыхательными упражнениями.
— Что тебе известно об этом Бассото? — первое, что спросил у нее Джеггерс, как только она переступила порог его кабинета.
— Я люблю его, — ответила она тихо.
— Я спрашиваю не об этом, — поправил ее Джеггерс, — Что тебе о нем известно? Сколько ему лет?
— Не знаю, — ответила Мерри. — Должно быть, двадцать два, двадцать один.
— Ему двадцать восемь лет.
— Ско-о-олько?
— Двадцать восемь. Он был дважды женат, у него есть ребенок.
— Не может быть, — прошептала Мерри.
— Может. У него освобождение от армейской службы.
— Что это значит?
— Ну, ничего страшного в этом нет, но и ничего хорошего. У него была судимость за хранение наркотиков. Условный приговор. К тому же у него нет легальных источников дохода.
— А это что значит?
— То, что он, возможно, живет за счет женщин. Пожилых женщин, надо полагать.
С минуту она сидела, не в силах вымолвить ни слова.
— Я не верю. Я ни единому слову не верю.
— Увы, это правда.
— Но он талантливый актер. Я люблю его. А он любит меня.
— Так ты думаешь?
— Я знаю!
— Отлично! — сказал Джеггерс. — Возьми вот эту трубку!
У Джеггерса на столе был европейский телефонный аппарат, оснащенный второй трубкой, через которую можно было слушать происходящий разговор. Он набрал номер. В трубке раздалось два гудка. Потом Мерри услышала голос Тони.
— Алло! — сказал Тони.
— Алло, это мистер Бассото?
— Да, — ответил он.
— Говорит Сэмюэль Джеггерс. Я слышал неплохие отзывы от мистера Колодина о вашей работе в театральной студии.
— Да?
— У меня для вас интересное предложение. Скромное, но для начала неплохое, которое в дальнейшем может привести к очень крупным результатам. Скажите, у вас в настоящее время есть какие-либо обстоятельства, которые удерживают вас в Нью-Йорке до Нового года?
— Ни единого! — поспешно ответил Тони.
Мерри задохнулась.
Джеггерс приложил палец к губам, заставляя ее хранить спокойствие.
— Хорошо, — сказал он в трубку. — У меня есть приятель, он продюсер в Голливуде. У него открылась вакансия на небольшую роль в картине «Пришелец с планеты X». Парень, которого он хо тел снимать в этой роли, на прошлой неделе сломал ногу. Они платят пятьсот долларов в неделю. Кто ваш агент?
— Джордж Валленштейн. Но за полтора года он так ничего и не нашел для меня.
— Если хотите, я могу связаться с ним и подробнее изложить это предложение.
— Вы не хотели бы, сэр, сами представлять мои интересы? — спросил Тони.
