Мы со Стилетом отстали от остальных, и он, взяв меня за локоть, спросил:
— Ну, чего ты такой кислый?
— Да как тебе сказать, — замялся я, — не думал я, что все за пятнадцать минут решится. Как-то быстро все, раз-раз и готово.
— Ну понятно, — сказал Стилет, — насмотрелся фильмов и ждал, что тебя, как при дворе короля Артура, будут мечом по плечу хлопать. Нет, брат, такого и в старые времена не было, а уж теперь… Забудь. Свидетели были, кворум был, да и решили все еще позавчера. Так что — все в порядке.
— И еще…
— Что — еще? — и Стилет подозрительно посмотрел на меня.
— Да вот… Не все вопросы перетерли. Например, про то, кто авторитетов замочил. Я думал, будет разговор, вопрос-то все-таки серьезный…
Стилет принял равнодушный вид и сказал:
— Ну, видать, решили сегодня не касаться этого. Чтобы не портить тебе настроение.
Он широко улыбнулся и, глядя на меня, сказал:
— Ты же вроде как именинник сегодня, так что с тебя причитается.
Улыбнуться-то он улыбнулся, но в глазах у него было беспокойство. И очень неслабое. Я радостно заулыбался в ответ и воскликнул:
— Ну дак! Где там стол с водкой и селедкой? Хочу услышать поздравления уважаемых людей.
— Так ведь ты теперь и сам уважаемый, вникаешь? — спросил Стилет и проницательно посмотрел на меня.
Я развел руками, и мы вошли в зал ресторана, где за отдельным столом, стоявшим в кабинке, уже устраивались Татарин, Лысогор и Дядя Паша.
Увидев нас, они замахали руками, и мы направились туда, где я впервые буду разговаривать с ворами в законе на равных.
* * *
Следующее утро началось с пива.
Говорят, что первый признак алкоголизма — это если человек опохмеляется с утра. Может быть, оно и так, но после вчерашнего чувствовал я себя так, будто всю ночь катился с лестницы, и это нужно было срочно поправить.
Я полез в маленький бар, стоявший рядом с холодильником и обнаружил там несколько бутылок «Пльзеньского Праздроя». Я не большой знаток пива, но вынужден был признать, что лучше этого я не пробовал даже в Германии. Высосав две бутылки, а они исчезли во мне, как два стакана воды, вылитые на песок, я пошел в душ и минут двадцать просто стоял под горячей водой. Не знаю уж, подействовал это душ или пиво оказало свое благотворное воздействие, но из ванной я вышел почти нормальным.
Открыв третью бутылку, я уселся в кресло, чтобы уже спокойно и вдумчиво посмаковать отличное чешское варево, но тут вдруг зазвонил телефон.
Я снял трубку и благодушно сказал в нее:
— Я вас слушаю.
— Знахарь, это ты? Голос был мне незнаком.
— Да, а кто это?
— Я от Дяди Паши, звоню снизу. Можно подняться к тебе? Разговор есть.
Пиво настроило меня на человеколюбивый лад, и я добродушно ответил:
— Валяй.
В трубке раздались гудки, и я, бросив ее на аппарат, быстренько накинул пляжный халат, который нашелся в ванной. Негоже было принимать гостей голышом. Через две минуты в дверь постучали.
— Войдите!
Дверь открылась, и в номер вошел чернявый парнишка лет двадцати пяти, небольшого роста, но крепкий и подвижный.
— Привет, Знахарь, я от Дяди Паши, меня Валерой звать, а братва Пауком кличет.
— Привет, Валера. Или тебя лучше по погонялову звать? — ответил я, протягивая ему руку.
— Да мне все равно, — ответил он, отвечая на мое не очень крепкое после вчерашнего рукопожатие.
— Ну и ладно, — сказал я, — присаживайся. Пивка хочешь?
— Спасибо, Знахарь, я не пью, — ответил он и сел в кресло.
— А я вот тут маленько, — сказал я, опускаясь на диван напротив него, — не возражаешь?
— Что ты, что ты, — замахал он руками, — ты здесь хозяин, что же я, не понимаю, что ли!
— Ну и ладно, — согласился я и налил себе пива в тонкий стакан.
Отпил маленько и говорю:
— Значит, от Дяди Паши?
— Да, от него.
— Ну и как там Дядя Паша, жив, здоров?
— А что ему сделается, он мужик крепкий, не то что некоторые молодые.
— Это хорошо. Так что за дело-то, с чем пришел?
Паук полез в карман, затем спохватился и спросил:
— Можно, я покурю?
— Кури, пожалуйста, — ответил я, — сам-то я не курю, бросил, а если кто другой курит, так мне все равно.
Паук закурил, деликатно выпустил дым в сторону и сказал:
— В общем, Дядя Паша просил передать тебе кое-что от себя лично и сказал, что ты сам все поймешь. А если чего не поймешь, то можешь спрашивать у меня, я отвечу. И этот разговор будет как бы с ним.
— А чего же он сам не приехал?
— Ну, этого я не знаю. Я человек маленький, и он мне не докладывает. Ну вот, слушай.
— Давай.
Паук затянулся еще раз и стал излагать Дяди Пашино послание.
— Дядя Паша просил передать тебе, что ты — молодой, а Стилет — старый.
Интересно, подумал я. Интересненько…
— А дальше?
— А дальше, если ты понял, что тебе передал Дядя Паша, спрашивай. Если смогу — отвечу.
Я внимательно посмотрел на Паука и увидел, что он не такой уж и простой парень, каким показался с первого взгляда. Да и не похож он, оказывается, ни на простого посыльного, ни, тем более, на шестерку. Взгляд у него был прямой и, как бы сказать, вроде как Паук на татами стоит и смотрит, куда бы тебя приложить. Резкий такой взгляд и внимательный.
Так. Ну, что же, тогда попробуем спрашивать.
— Значит, если сможешь, ответишь… Хорошо. Скажи, Паук, тех авторитетов Стилет уложил?
Глаза Паука на мгновение сузились, и он твердо ответил:
— Да, он.
— А почему же вчера на сходняке об этом не заговорили?
— Не было смысла. Такие вещи доказывать надо. Получилась бы свара, вони до небес, а толку никакого. А потом…
— Что — потом?
— А потом — нельзя было его спугнуть. Пусть думает, что все путем.
Ого, подумал я, значит, меня автоматом записали против Стилета! Я, конечно, не возражаю, но почему они так уверены в том, что мне можно доверять?
— Вот оно как… — медленно сказал я, — значит, вы его уже приговорили… А если я, к примеру, позвоню ему и расскажу, что на него капкан ставят, что тогда?
Паук усмехнулся и уверенно сказал:
— Не позвонишь.
— Это почему же?
