У грузовой площадки снегомобиль, на котором приехали Джек
Карвер и Кирк Фримен, почти скрылся под снегом. На самой площадке виден силуэт
– Питер Годсо. Его тело завернуто в одеяло и перевязано веревкой. Совсем как
труп, готовый к погребению в море.
Внутри, в клетке, крупным планом – Линож. Лицо волчье, глаза
яркие, заинтересованные.
Камера отъезжает, и мы видим, что он вернулся в свою
излюбленную позу – спина к стене, пятки на краю койки, и смотрит сквозь слегка
расставленные колени.
У стола стоят Майк, Хэтч, Робби, Генри Брайт, Кирк Фримен и
Джек Карвер. Последние пятеро смотрят на Линожа со смешанным чувством неверия и
страха. Майк смотрит на него с замешательством.
– В жизни никогда ни у кого не видел такого припадка, –
говорит Кирк.
– Никаких документов? – спрашивает Генри у Майка.
– Ни документов, ни бумажника, ни денег, ни ключей. Даже
этикеток на одежде нет, даже на джинсах. И это еще не все.
Майк поворачивается к Робби:
– Он тебе что-нибудь говорил? Когда ты вошел в дом Марты, он
тебе что-нибудь говорил такого, чего не должен был бы знать?
Робби занервничал. Как говорится, он не хочет в это лезть.
Но слышится за кадром голос Линожа:
– Ты был с проституткой в Бостоне, когда умерла твоя мать в
Мачиасе.
Ретроспекция: гостиная Марты Кларендон Линож выглядывает
из-за подлокотника кресла Марты, и его лицо залито ее кровью.
– Она ждет тебя в аду, – говорит Линож. – И она стала
людоедкой. Когда ты туда попадешь, она съест тебя живьем. И снова, и снова, и
снова, и опять, и опять. Потому что повторение – это и есть ад. И я думаю, что
большинство из нас это знает в глубине души. ЛОВИ!
И заляпанный кровью мяч Дэви Хоупвелла летит прямо в камеру.
В офисе констебля Робби дергается, когда мяч летит ему в
голову – настолько сильно воспоминание.
– Так он говорил тебе что-нибудь? – настаивает Майк.
– Он… он сказал кое-что о моей матери. Вам это не
обязательно знать.
Его глаза подозрительно рыскают в сторону Линожа, который
все еще сидит и смотрит. Он не должен бы слышать, что они говорят – они сильно
понизили голоса и они почти в другом конце комнаты, – но Робби думает (почти
уверен), что Линож их слышит. И он знает наверняка, что Линож может рассказать
остальным то, что он сказал Робби: что Робби валялся с проституткой, когда
умирала его мать.
– По-моему, он не человек, – говорит Хэтч.
– По-моему, тоже, – соглашается Майк. – Я не знаю, что он
такое.
– Помоги всем нам Боже, – добавляет Джек. Камера показывает
Линожа крупным планом. Он расширенными глазами смотрит на людей в комнате, а на
улице воет буря.
Затемнение. Конец акта третьего.
Акт четвертый
Мы смотрим на Мэйн-стрит в направлении к центру города, и
вот появляется свет фары и слышится осиное гудение приближающегося снегомобиля.
Это едет Урсула и вцепившаяся в нее изо всех сил, чтобы не упасть, Джоанна.
Внутри сарая-кладовой слышится голос Кэт. – У чайника ручка,
у чайника носик… За ручку возьми и поставь на подносик…
В дверях останавливается Люсьен Фурнье, за ним стоят Аптон
Белл, Джонни Гарриман, старый Джордж Кирби и Санни Бротиган. И лица их всех
поражены ужасом.
А Кэт сидит в углу, качается взад-вперед, закусив
собственные пальцы, и лицо ее, заляпанное кровью, полностью пусто.
– …В чашку налей и подсунь нам под носик… У чайника ручка, у
чайника носик…
Люсьен с усилием произносит:
– Пойдем. Помогите мне отвести ее в дом.
В офисе Майка Кирк спрашивает:
– А этот припадок… что это с ним было? Майк качает головой.
Он не знает. И поворачивается к Робби:
– Когда ты его увидел, у него была трость?
– А как же! С большой серебряной волчьей головой на
набалдашнике. И она была окровавлена. Мне тогда стукнуло, что именно этим он…
он…
Слышен шум снегомобиля. В зарешеченном высоком окне камеры
мелькнул свет. Урсула подъезжает к задней двери. Майк снова смотрит на Линожа.
Как и прежде, он адресуется к Линожу спокойным голосом полицейского, но нам
видно, что каждый раз это ему все труднее и труднее.
– Где ваша трость, сэр? Где она сейчас? Ответа нет.
– Что это такое – чего вы хотите?
Линож не отвечает. Джек Карвер и Кирк Фримен идут к задней
двери посмотреть, кто там. Хэтч замечательно держит себя в руках, но ему все
страшнее и страшнее, и это заметно. Сейчас он оборачивается к Майку:
– А ведь не мы его забрали из дома Марты. Это он дал нам
себя забрать. Может быть, он хотел, чтобы мы его взяли.
– Мы его можем убить, – предлагает Робби. У ошеломленного
Хэтча глаза лезут на лоб. Майк если и удивлен, то гораздо меньше.
– Никто не будет знать, – продолжает Робби. – Что делается
на острове – это дело наше; так всегда было и так будет. Как вот то, что
сделала Долорес Клейборн со своим мужем во время затмения. Или Питер со своей
марихуаной.
– Мы будем знать, – отвечает Майк.
– Я только говорю, что мы могли бы… а может, мы и должны.
Разве тебе, Майкл Андерсон, не пришло в голову то же самое?
Снегомобиль Люсьена останавливается возле полузасыпанного
снегомобиля, на котором прибыли Джек и Кирк. Урсула слезает и помогает слезть
Джоанне. Над ними открывается дверь на погрузочную площадку, и там стоит Джек
Карвер.
– Кто там? – спрашивает он.
– Урсула Годсо и Джоанна Стенхоуп, – отвечает Урсула. – Нам
надо рассказать Майку. У нас там в сарае…
Произнося эти слова, Урсула поднималась по ступеням, и
теперь она видит завернутое тело, которое вытащили сюда на холод. Джек с Кирком
обмениваются взглядом, в котором читается: «О, черт!» Джек пытается взять ее за
руку и втащить в дом, пока она еще не рассмотрела…
– Урсула, тебе не стоит сейчас на это смотреть… Она
вырывается и падает на колени возле завернутого трупа своего мужа.
Кирк кричит через плечо в офис:
– Майк! Иди-ка ты сюда!
Урсула ничего этого не замечает. Наружу торчат зеленые
резиновые сапоги Питера – которые она хорошо знает, которые, быть может, сама
чинила. Она касается одного из них и беззвучно плачет. За ней стоит Джоанна в
вихрях снега, и не знает, что делать.
