Он замолкает. Камера доходит до максимально крупного плана.
– Решайте.
Затемнение. Конец акта четвертого.
Акт пятый
У здания мэрии ветер все так же кружит поземку, но снегопад
перестал. Буря столетия – по крайней мере та, что создана Матерью-Природой, –
окончена.
В небе облака начинают подниматься и расходиться. Когда на
этот раз появляется полная луна, она остается в небе.
Мы идем по коридору мэрии к стеклянным дверям в зал, и внизу
кадра мелькает надпись:
БУДЕМ ВЕРИТЬ В БОГА И ДРУГ В ДРУГА.
Видно, как Робби Билз вылезает из-под стола (волосы его
растрепаны), встает и идет к помосту.
Все следующее, как бы ни было оно смонтировано, мы видим как
единое целое.
Робби доходит до помоста и оглядывает молчаливый ожидающий
зал. На первой скамье Майк остается сидеть, хотя и вибрирует почти заметно, как
провод под высоким напряжением. С одной стороны от него Хэтч, с другой – Молли.
Майк держит ее за руку, она смотрит на него тревожно. На следующей скамье за
ними Люсьен, Санни, Алекс и Джонни – добровольный конвой. Если Майк попытается
вмешаться в процесс принятия решения, они его удержат.
А в конце зала, где спят дети, взрослых прибавилось. К
сидящей возле Салли Тавии присоединилась Урсула, возле Гарри уже сидят и Энди,
и Джилл, и Джек подошел к Энджи, не покидающей Бастера… но когда он попытался
обнять ее за плечи, она выскользнула, уходя от его прикосновения. «Тебе
придется кое-что объяснить, Джеки», – как мог бы сказать Рики Рикардо. Мелинда
сидит возле Пиппы, Сандра возле Дона рядом с ней. Карла и Генри Брайт сидят в
изножье кровати Фрэнка, держась за руки. Линда Сент-Пьер – около Хейди. Но
внимание всех родителей обращено не на детей, а на Робби Билза, назначившего
себя председателем… и на земляков-островитян, которые решат судьбу их детей.
С огромным усилием овладев собой, Робби заглядывает под
помост и вынимает председательский молоток – старый и тяжелый, реликт,
сохранившийся еще с семнадцатого века. Минуту на него глядит, будто никогда не
видел, и опускает на стол с громким резким стуком. Несколько человек
вздрагивают.
– Я призываю собрание к порядку. По-моему, лучше всего будет
решать это дело так, как мы решали бы любой городской вопрос. В конце концов,
так ведь оно и есть? Это городской вопрос?
Молчание и напряженные лица. У Майка такой вид, будто он
хочет ответить – но он молчит. Молли все также тревожно смотрит на своего мужа
и гладит его руку, которая крепко (может быть, до боли) сжимает ее руку.
– Есть возражения? – спрашивает Робби. Молчание. Робби снова
опускает молоток – хрясь! – и снова несколько человек вздрагивают. Но не дети.
Они крепко спят. Или лежат без сознания.
– Вопрос стоит о том, дать ли этому… этой личности, которая
к нам явилась, одного из наших детей. Он говорит, что уйдет, если мы дадим ему
то, что он хочет, и убьет нас всех – включая детей – если мы откажем. Я
правильно сформулировал вопрос?
Молчание.
– Хорошо. Так что же скажет Литтл-Толл-Айленд? Кто хочет
говорить.
Молчание. Потом медленно поднимается Кол Фриз. Оглядывается
на своих земляков.
– Я не вижу у нас выбора, если мы верим, что он может
сделать, как сказал.
– А ты ему веришь? – спрашивает Роберта Койн.
– Это первое, о чем я себя спросил. И… да, верю. Я видел
многое, что меня убедило. Я думаю так: или мы дадим ему то, что он хочет, или
он возьмет все, что у нас есть… и детей тоже.
Кол садится.
– Роберта Койн отметила важный момент, – говорит Робби. –
Кто верит, что Линож сказал правду? Что он может стереть весь остров с лица
земли и сделает это?
Молчание. Верят все, но никто не хочет поднять руку первым.
– У нас у всех был один и тот же сон, – говорит Делла
Биссонет. – И это не был обычный сон. Я это знаю, и мы все знаем. Он честно нас
предупредил.
Она поднимает руку.
– Ничего честного здесь нет, – говорит Берт Соамс, – но…
Одна его рука в импровизированной шине, но он поднимает
другую. Его примеру следуют остальные – сначала немногие, потом больше, потом
почти все. Хэтч и Молли поднимают руки последними. Только Майк угрюмо сидит, не
поднимая рук с колен.
– Это еще не вопрос о том, что делать, Майк, – тихо говорит
Молли. – Пока нет. Пока только верим мы или не верим…
– Я знаю, о чем этот вопрос, – отвечает Майк. – И когда
станешь на эту дорогу, каждый следующий шаг легче предыдущего. Это я тоже знаю.
– Итак, – говорит Робби, опуская руку, – мы ему верим. Этот
вопрос выяснен. Теперь, если есть мнения по основному вопросу…
– Я хочу сказать, – встает Майк.
– Твое право, – отвечает Робби. – Ты полноправный
налогоплательщик.
Давай.
Майк медленно всходит по ступеням на помост. Молли смотрит,
не отрывая глаз. Майк не потрудился взойти на трибуну – он просто повернулся
лицом к землякам-островитянам. У нас несколько мгновений, когда растет внимание
и напряжение в зале, пока Майк думает, как начать.
– Нет, он не человек. Я не голосовал, но я все равно
согласен. Я видел, что он сделал с Мартой Кларендон, с Питером Годсо, что
сделал с нашими детьми – и я не верю, что он человек. У меня были те же сны,
что и у вас, и я не хуже вас сознаю реальность его угроз. Может быть, даже
лучше – я ваш констебль, которого вы поставили следить за соблюдением ваших
законов. Но… люди… детей не отдают головорезам! Вы это понимаете? Детей не
отдают!
Из детского угла комнаты выходит Энди Робишо.
– Так какой же у нас выбор? Что мы будем делать? Что мы
можем сделать?
Эту реплику встречает густой ропот согласия, и Майк
встревожен – это заметно. Потому что единственный ответ, который у него есть,
не имеет смысла. Этот ответ – доблесть правильного поступка.
– Встать против него, – говорит Майк. – Бок о бок и плечом к
плечу. В один голос сказать ему «нет». Сделать то, что написано на дверях,
через которые мы сюда вошли – верить в Бога и друг в друга. И тогда… быть
может… он уйдет. Как уходят бури, когда выдуют свою силу.
– А если он начнет тыкать вокруг своей тростью? – встает Орв
Бучер. – Что тогда? А мы будем падать, как мухи на подоконник?
Ропот согласия громче.
