Мечта о приличной машине, на которой будет не стыдно проехать по городу, так и осталась всего лишь мечтой.
Светлане, естественно, он ничего не рассказывал.
— Всё в порядке? — спросила она, не успел Игнат переступить порог квартиры.
— Всё, — односложно ответил он, с трудом сдерживая готовую появиться на разбитом лице гримасу боли в отбитых бандитами почках.
— А что с физиономией?
— В лесу темнота. Напоролся на ветку. Хорошо, хоть не выколол глаз.
— Что с крысенышем? Закопал?
— Закопал, — с огромным трудом выдавил из себя еле державшийся на ногах Игнат. Единственной его мечтой сейчас было упасть на кровать и замереть. Может быть, хоть тогда немного отпустит разрывающая буквально на части всю спину боль в почках. Но надо было крепиться, отвечать на докучливые расспросы Светланы. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы у нее закралась хоть капелька подозрения в том, что он всё испортачил. Девка жива. Где она сейчас, неизвестно. Так же, как неизвестно, чего теперь от нее ожидать.
— А где закопал? Глубоко? Грибники не наткнутся? — тем временем продолжала толстуха засыпать Игната вопросами,
— Где закопал? — Он уже почти ничею не соображал. Кружилась башка. Дрожали коленки. Игнат в любой момент был готов грохнуться в обморок. — Где закопал? — с безразличием в голосе переспросил он. — А пес его знает. Свернул с Московского шоссе на какой-то проселок, потом на лесную дорогу. Потом тащил ее километра два на себе от машины. Попроси сейчас найти это место, ни за что не найду.
— И всё-таки быстро ты обернулся, — заметила Света, но в ее голосе Игнат не расслышал ни единого отзвука недоверия. И то слава Богу! — Я думала, что провозишься до утра.
— Просто я очень спешил, — пробормотал Игнат и, наконец добравшись до столь желанной кровати, принялся со всей осторожностью стягивать брюки.
— Расскажи хоть, как ты ее убивал, — пристроилась рядом толстуха. Заплывшие жиром, маленькие глазенки возбужденно блестели. Кровожадности инспектрисы РОНО сейчас позавидовал бы сам Фредди Крюгер. — Задушил?
— Раскроил череп лопатой, — из последних сил простонал Игнат. И взмолился: — Светлана, пожалуйста! Оставь меня на сегодня в покое! Я вымотан до предела! Ты даже не представляешь, насколько всё это оказалось для меня тяжело!
— Я понимаю, — нежно погладила по голове мужа Светлана Петровна. — Ложись, отдыхай. Сейчас я тебе обработаю бровь. Не приведи Господь, заражение.
— И прихвати из аптечки каких-нибудь сонников. Я чувствую, что мне сегодня без них не заснуть.
Эти слова были последними, что той жуткой ночью сумел выжать из себя опустошенный Игнат.
Одной жуткой ночью дело не ограничилось. За ней последовали не менее жуткие дни, недели и месяцы.
Пока не отошли основательно отбитые почки, Игнат почти не поднимался с постели, делая исключения лишь для редких вылазок в туалет, чтобы в очередной раз убедиться, что моча по-прежнему основательно разбавлена кровью и никакого улучшения не наблюдается.
Светлана целыми днями пропадала на работе, поглощенная хлопотами по переводу из района в городскую администрацию. Перспектива сделать резкий скачок в служебной карьере у нее отодвинула в сторону даже заботу о том, как удачнее спустить на тормозах исчезновение девочки, над которой ее гражданский муж год назад оформил опеку. Впрочем, эту заботу толстуха легко переложила на плечи других — многочисленных друзей и знакомых в Пушкинском РУВД, — ограничившись лишь написанием заявления и предоставлением справки о том, что Астафьев Игнат Анатольевич болен и потому в ближайшее время не может явиться в милицию, чтобы дать показания.
— Да и зачем тебе, собственно, нужен именно он, — удивлялась Светлана Петровна, протягивая знакомому следователю медицинскую справку, — если на все вопросы, что ты так мечтаешь задать ему по поводу девочки, с не меньшим успехом готова ответить я? Причем куда более предметно и основательно, потому что Игнат каждый день с утра до ночи был на работе, а воспитанием Тамары, собственно, занималась именно я. Трудный ребенок, склонный к неординарным поступкам. К тому же больной. Тропинка в психиатрическую лечебницу ею протоптана еще год назад. — Толстуха принялась загибать на правой руке пухлые пальцы. — В августе прошлого года попытка самоубийства. С осени она на учете в психдиспансере. Склонность к токсикомании. И, боюсь, что еще и к наркотикам. — Незагнутых пальцев на руке не осталось, а ладонь превратилась в массивный круглый кулак. — К сожалению, о клее «Момент» и каких-то лекарственных капсулах, которые несколько раз находили у Тамары в карманах, мы раньше умалчивали. Сейчас признаю, это было нашей ошибкой. Попробуйте поискать девочку по каким-нибудь наркоманским притонам. А Игната, прошу тебя, пока оставьте в покое. Ему сейчас нелегко. Побег Тамары буквально его подкосил. Гипертонический криз, на который ко всему прочему наложилась межреберная невралгия. Он даже не может подняться с кровати, чтобы доползти до туалета. Пользуется судном.
Произнося этот выразительный монолог в одном из кабинетов Пушкинского РУВД и тряся перед носом следователя медицинской цидулькой о тяжелой болезни, сковавшей Игната Анатольевича Астафьева, Светлана Петровна даже представить себе не могла, что тот действительно болен. И если боль в почках через неделю отпустила, а концентрация крови в моче практически сошла на «нет», то его натянутые, словно гитарные струны, нервы были готовы лопнуть в любой момент.
Хотя к ним в квартиру последнее время никто не заходил, в эти дни, как назло, во входную дверь звонили несколько раз, и при каждом звонке Игната подбрасывало на кровати так, будто через него пропускали приличный заряд электричества. К двери он, естественно, даже не приближался, но потом, с ног до макушки покрытый липким холодным потом, лежал, отвернувшись к стене, и строил догадки о том, кому это вдруг приспичило наведаться в гости? Группе захвата? Или бандитам — посланцам от девки или грузина? В том, что Тамара или кавказец так просто в покое его не оставят, Игнат не сомневался. И ждал гостей, трясясь от страха и чувствуя, что еще немного, еще чуть-чуть, и ему заказана прямая дорога в дурдом. Возможно, что это был бы не самый худший выход из того положения, в котором он оказался.
Светлана Петровна к состоянию мужа относилась абсолютно спокойно, списывая всё на нервное потрясение, которое тот испытал в темном лесу, сперва разбивая лопатой череп племянницы, а потом спешно копая могилу лежавшему рядом трупешнику и ожидая, что в любой момент его могут застукать за этим занятием.
«М-да, пережить такое — это не поле перейти, — бросала толстуха сочувственные взгляды на скорчившегося на диване супруга. — Правда, когда год назад он прикончил своего старшего братца с женой, то перенес всё куда безболезненней. Хотя, тогда всё происходило при совсем других обстоятельствах. Пистолет вместо лопаты. Зимний сад вместо темного леса. И не пришлось рыть могилу, когда в какой-то паре шагов от тебя лежит только что убитый тобой человек. Чтобы выдержать нечто подобное, довести это страшное дело до логического конца, нужна недюжинная воля».
