Я спрашивал себя, удастся ли мне спастись, как ему, и не сделает ли меня судьба гетманом бамбара, как вдруг пьяный голос, исходящий из горла, которое следовало прополоскать керосином, сказал по-английски тоном, заставившим меня задрожать:
— Берегись, старая кровяная жаба! Если будешь двигаться, этот револьвер помешает тебе начать снова!
Вот уже во второй раз подобное предостережение, и все в такой же изысканно вежливой форме. Это уже роскошь.
Около меня мчатся другие лошади, и я по временам слышу глухие стоны: моим товарищам так же плохо, как и мне. Так как, по правде говоря, мне очень плохо! Я задыхаюсь, лицо мое налилось кровью. Кажется, моя голова лопнет, моя бедная голова, плачевно свесившаяся с правого бока лошади, в то время как мои ноги бьются о ее левый бок.
После часа безумной скачки кавалькада внезапно останавливается. Меня снимают с лошади, вернее — бросают на землю, как тюк белья. Проходит несколько мгновений, потом я смутно, так как мертв на три четверти, разбираю восклицания:
— Она умерла!
— Нет, она только в обмороке.
— Развяжите ее, — приказывает голос, который я приписываю лейтенанту Лакуру, — и освободите медика.
Женщина… Значит, мисс Бакстон в опасности?
Я чувствую, как меня вытаскивают из мешка и освобождают от повязки, мешающей видеть и дышать. Не воображают ли мои палачи, что под этими мало пригодными предметами туалета они найдут доктора Шатоннея? Да, это так, — потому-то они и занимаются моей скромной персоной Обнаружив ошибку, начальник, которым, как я и думал, оказывается лейтенант Лакур, говорит:
— Это не он. Давайте другого…
Я смотрю на него и мысленно подбираю самые ядовитые проклятия. Как это я мог принять его за французского офицера? Конечно, к моей чести, я сразу заподозрил подмен, но только заподозрил, и не разоблачил бандита в чужом мундире, которым он, как говорится, одурачил нас, что меня бесит. Ах, каналья!.. Окажись ты в моей власти!..
В этот момент его зовут. Теперь я знаю его настоящее имя: капитан Эдуард Руфус. Пусть будет капитан. Он может быть и генералом — от этого он не станет лучше. Пока с ним говорят, капитан Руфус не обращает на меня внимания. Я пользуюсь этим и дышу вовсю. Еще немного, и я бы задохнулся. Это заметно, я, наверно, посинел, так как, взглянув на меня, капитан отдает приказ, которого я не расслышал. Тотчас же меня обшаривают. У меня отбирают оружие, деньга, во оставляют запасную книжку. Животные не придают ценности статьям, подписанным Амедеем Флорансом. Праведное небо, с какими идиотами приходится иметь дело!
Эти невежды все же развязывают мне руки и ноги, и я могу двигаться. Я пользуюсь этим без замедления, чтобы осмотреть окрестности.
Первое, что привлекает моя взоры, это десять… чего десять?… машин… десять… гм!.. вещей… систем… десять предметов, наконец, так как, черт меня возьми, если я знаю их употребление. Они ее походят ни на что виденное мною до сих пор. Представьте себе обширную платформу, покоящуюся на двух больших лыжах, загнутых с концов. На платформе возвышается металлическая решетчатая башенка, высотой от четырех до пяти метров, которая несет большой винт о двух лопастях и две… (Ну! Опять начинается! Невозможно подобрать подходящие слова.) Две… руки… две… плоскости… Нет, я нашел слова, так как предмет больше всего походит на колоссальную цаплю, стоящую на одной ноге, — два крыла из блестящего металла размахом около шести метров. Итак, я вижу десять механизмов, расположенных в ряд. Для чего они могут служить? Когда я насытился этим непонятным зрелищем, я замечаю, что меня окружает достаточно многочисленное общество.
Тут прежде всего экс-лейтенант Лакур, возведенный в чин капитана Руфуса, потом два бывших сержанта нашего второго конвоя, настоящего чина которых я не знаю, и двадцать человек черных стрелков (большую часть их я превосходно узнаю) и, наконец, десять белых e лицами висельников, — их я никогда не видел. Хотя общество и многочисленное, но оно не кажется избранным.
Среди этих людей мои товарищи. Я считаю их главами. Мисс Бакстон распростерта на земле. Она бледна4 Около нее хлопочут доктор Шатонней и горько плачущая Малик. Рядом я замечаю сидящего на земле Сен-Берена, он дышит с трудом. Вид его жалок. Его голый череп кирпично-красный, а большие глаза, кажется, вот-вот выскочат из орбит. Бедный Сен-Берен!
Барсак и Понсен, по-видимому, в лучшем состоянии. Они стоят и разминают суставы. Почему я не могу сделать, как они?
Но я нигде не вижу Тонгане. Что с ним? Неужели он убит во время внезапного нападения? Это возможно, и не потому ли рыдает Малик? Я испытываю настоящую печаль при этой мысли, и мне жаль храброго и верного Тонгане.
Я поднимаюсь и направляюсь к мисс Бакстон, мне ничего не говорят. Ноги затекли, и я иду медленно. Меня опережает капитан Руфус.
— Как себя чувствует мадемуазель Морна? — спрашивает он доктора.
Ага! Ведь экс-лейтенант Лакур знает нашу компаньонку только под ее вымышленным именем.
— Лучше, — говорит доктор. — Она открывает глаза.
— Можно отправляться? — спрашивает так называемый капитан.
— Не раньше, как через час, — твердо заявляет доктор Шатонней. — И если вы не хотите нас всех убить, я вам советую применять менее варварское обращение, чем до сих пор.
Капитан Руфус не отвечает и удаляется. Я приближаюсь и замечаю, что мисс Бакстон в самом деле приходит в себя. Она может выпрямиться, и доктор Шатонней, стоявший около нее на коленях, поднимается. В этот момент Барсак и Понсен присоединяются к нам. Мы все в сборе. Мы собираемся вокруг нее.
— Друзья мои, простите меня? — вдруг говорит нам мисс Бакстон, и крупные слезы бегут из ее глаз, — Я увлекла вас в это ужасное приключение, не будь меня, вы были бы теперь в безопасности.
Понятно, мы протестуем, но мисс Бакстон продолжает обвинять себя и просит у нас прощенья. У меня не развит нерв чрезмерной чувствительности, я думаю, что это бесполезный разговор, и начинаю говорить о другом.
Так как мисс Бакстон известна здесь под именем мадемуазель Морна, ей лучше сохранить псевдоним. Разве не возможно, в самом деле, допустить, что среди окружающих негодяев окажутся бывшие подчиненные ее брата? К чему же, в таком случае, идти навстречу новой опасности? Эту мысль одобрили единодушно. Было решено, что мисс Бакстон станет, как прежде, мадемуазель Морна.
Мы вовремя пришли к соглашению, так как наш разговор внезапно прерван. По короткому приказу капитана Руфуса нас грубо хватают. Три человека специально занимаются моей скромной персоной. Я снова связан, и отвратительный мешок вновь отделяет меня от внешнего мира. Прежде чем меня ослепили, я замечаю, что мои компаньоны, включая мисс Бакстон, — извиняюсь! мадемуазель Морна, — подвергаются такому же обращению. Затем, как недавно, меня уносят… Неужели мне снова придется проделать маленькую порцию джигитовки на манер Мазепы?
