– Я уйду! – не выдержал наконец поверженный Андрюшенька.
– Вали, – согласилась Маня. – И дорогу сюда навсегда забудь. И письма теперь я буду из ящика доставать. Учти. И только попробуй… Только подступись… Уничтожу, понял?
Она говорила и сама себе верила. Знала – сможет. Не представляла как. Но понадобится – сможет.
Мокрый, истекающий слезами, злобой и поливальной водой Андрюшенька все-таки свалил под бдительным оком Мани, держащей по-солдатски шланг наперевес. Уходя, он старался что-то свое забыть, чтобы был законный повод вернуться в приглянувшийся ему дом к приглянувшемуся хозяину. Маня обостренным чутьем уловила это его хитрое горячее желание.
– Мобильник подобрал! – командовала она, не сводя глаз с врага. – Обулся! Сумку подхватил! Рубашонку накинул!
После позорного изгнания чужеродного тела из некогда здорового организма семьи сил у Марии не осталось совсем. Она, как фонтанная статуя в парке, стояла, тупо глядя на по-прежнему льющуюся воду.
– Теперь можно закрыть кран? – участливо вымолвил Свен.
Она кивнула, очнувшись.
Говорить ни о чем не хотелось. Но пришлось.
– Вспомни, я не обещал тебе верности, – начал Свен сочувственным тоном.
Прямо повторил ее первые мысли, когда она только увидела их с Андрюшей за садовым столиком. Скучно жить на этом свете, господа!
– А я не обещала тебе совместной жизни, настоящей семьи, сына и любви, – ответила она, как по шпаргалке, – Но все получилось не так, как мы НЕ обещали.
– Да, – просто сказал Свен. – Ты совершенно права. Но – затмения происходят не по нашей воле.
– Но почему – на моих глазах? Почему у нас в доме? Почему – он? Самый омерзительный, проститутский, подлый?
На эти вопросы никто еще из обманутых супругов ответы не получал.
И обещания, чтоб «больше никогда» требовать было бесполезно. Следовало переждать, пережить, что-то решить на холодную трезвую голову.
Вот только после этого эпизода Маня и почувствовала себя совсем взрослой. Совсем-совсем. Окончательно. И жутко, тотально одинокой, несмотря на всех вокруг, кого любила она и кто по-прежнему любил ее.
Больше всего ей хотелось сейчас немедленно улететь куда-нибудь на самый край света, заняться чем-то совершенно новым и забыть все свою прошлую жизнь, которая, наверное, получилась бы совсем другой, если бы не собственное упрямое стремление покинуть отчий дом на заре туманной взбалмошной юности. Но сейчас повзрослевшая Маня уже прекрасно понимала, что не все должно получаться по своему велению и хотению. Есть вещи сильнее ее воли.
Она не могла бросить доживающего последние дни свекра.
Она не могла нанести удар сыну, уважающему и любящему отца и их родительское единство.
Значит, от нее требовалось терпение и выдержка.
На следующее после садовой баталии утро Маня отправилась в обычную недорогую парикмахерскую, подстриглась коротко, без каких бы то ни было стилистических причуд. Ей хотелось стать снаружи такой же старой, как чувствовала она себя внутри.
Забавное совпадение: Свен тоже изменил прическу. Вернее, просто побрился наголо. Ему очень шло. Манину стрижку он одобрил:
– Ты посвежела.
Оба поняли, что значат их внешние изменения. Намечался новый этап супружеской жизни. И оба пока не знали, какие их ждут берега. Но внешнему миру о произошедших внутренних переменах они объявили таким несложным, но доходчивым способом.
Маня смотрела теперь на все другими глазами. Муж, прежде казавшийся надежной опорой, виделся ей теперь вечным подростком. Так она объясняла себе эти его постоянные поиски внешней красоты, атрибутов успеха, славы. Как он старательно совершенствовал ее внешний облик в начале их супружества! Чтобы все вокруг завидовали ему: вот какую отхватил! И сам факт, что Андрюшечку привел он в их дом (как подросток в отсутствие родителей тащит к себе друзей-подружек), свидетельствовал о какой-то открывшейся ей только сейчас незрелости и типично подростковой черствости. Да что там говорить – и Маня до последнего времени оставалась именно своенравным подростком во всем, что не касалось ее сына. И вдруг ее сердце словно ожило, потеплело, освободилось от юношеской жесткости.
– Тебе пора взрослеть, – сказала она мужу, как маленькому.
– Я знаю, – кивнул он.
Через два месяца умер свекор. Маня и Свен до последнего были рядом с ним. Последние дни больной провел без сознания. Но перед этим состоялся прощальный разговор. Был он коротким.
– Сын, береги эту женщину до конца своих дней, – велел отец Свену, – обещай мне.
– Обещаю! – твердо ответил тот.
– А ты, девочка, не оставляй своего мужа. Будь добра к нему. Жизнь без ошибок и грехов не проживешь. Не оставляй, прошу тебя.
Все трое плакали. Маня утешала и обещала – заботиться, не оставлять…
Никто ничего старику не рассказывал, само собой. Но старость и страдания некоторым даются для мудрости и видения без слов. Он соединил их руки, как на венчании. Свен крепко взял Манину руку в свою. Старик накрыл их пальцы своей сухой ладонью.
– Вот теперь все. Теперь я могу отдыхать спокойно.
Так он сказал про собственный уход. Словно и правда на отдых собрался.
– Вместе? – спросил Свен жену, когда они выходили из комнаты забывшегося сном отца.
– Мы же пообещали. Что еще спрашивать, – ответила Маня, утирая слезы.
Вместе так вместе.
На похоронах присутствовало огромное количество важных персон – тех, кого принято называть «и другие официальные лица».
Только теперь, когда уже вырос их со Свеном сын, Мария удивилась тому, в какую семью занесла ее милостивая судьба и как они, родственники со стороны мужа, оказались добры к ней, непонятной и непредсказуемой чужестранке. Уважали, согревали улыбками, подсказывали на первых порах. У нее дома вряд ли были бы так обходительны с такой, как она, фактически нищей, неизвестно откуда взявшейся приблудой.
Она у открытой могилы еще раз убежденно пообещала свекру то, о чем он ее попросил на последнем свидании. И он, ушедший, словно услышал и прислал ей знак.
После прощальной церемонии, когда все тихо и почтительно расходились, Маню взял под локоть благообразный господин, давнишний друг покойного еще по студенческим временам. Выразив глубокое соболезнование, он предложил встретиться на следующий день, поскольку имел к ней серьезное деловое предложение.
Предложение оказалось не просто заманчивым – оно меняло все течение жизни их семьи в том случае, если Мария согласится его принять. Речь шла о том, чтобы Маня возглавила издание всемирно известного аналитического еженедельника, которое планировалось выпускать на русском языке в Москве.
– Ваш свекор неоднократно весьма положительно отзывался о ваших знаниях и деловой хватке, – подчеркнул ее уважаемый собеседник.
