Однако Алексей как ни в чем не бывало заехал к ней на работу. Собственной персоной. Доложил о делах. Рассказал, что адвокат звонил. Спокойный. Сказал, все будет хорошо. Он зря обычно не обещает, а тут уверен был почему-то. Договор заключил с подзащитным. То есть дела идут.
– Ну что? Поедем отсюда? – как о чем-то давно решенном спросил Леший.
– Куда? – оторопела Лена.
– Ко мне. В избу. Тут же дышать нечем. А дела все сделаны. Я уже видеокамеры купил, установку заказал. Гошка туда едет. Ты отчет о командировке составила. Что еще?
– То есть как что еще? Я вообще-то работаю. Каждый день. У меня дела.
– Но ты же можешь у меня работать!
– О чем ты? Кем? Конюхом?
– Да ладно тебе. По своим искусствоведческим делам можешь где угодно сидеть и писать.
– Ты себе как-то странно все представляешь. Я не могу не ходить работу. Я ее люблю. Мне тут хорошо. Это понятно?
– Понятно. Ты бизнесвумен. Но я же именно тебя встретил. Надо к какому-то соглашению приходить. Нам же уживаться придется.
Он так был уверен в том, что не зря сбрил бороду, что, казалось, другого варианта, как планировать совместную жизнь, и не предусматривал.
– Я не могу работу оставить, – повторила Лена, вздохнув.
– Ну, на выходные? Поедем? Я тебя заберу. Поедем, а?
– На выходные поедем, – неожиданно для себя самой согласилась Лена. – Там музей близко, наших проведаем. Картины из сейфа достанем. Полюбуемся.
На картины посмотреть захотела и Маня. Поехали втроем. Передохнув, наглядевшись на спрятанные сокровища, отправились в музей. Везла их та самая лошадка, которая остановилась перед Леной в лесу.
В музее царило спокойствие. Будто ничего и не изменилось, будто не грозит никакая опасность.
Лена радостно обнялась с дочкой. Та удивительно посвежела и похорошела, свежий воздух и музейный покой сделали свое дело.
Свен и Гоша уехали в пятницу в Москву – дела. Им на смену в понедельник собирались прибыть друзья, проверенные надежные люди. Лена присматривалась к тому, как общаются между собой Доменик и ее дочка. Они чем-то неуловимо походили друг на друга. Худенькие, приветливые. Но – не пара. Увы. Мало ли какие планы строит мать! Дочерям и сыновьям виднее. Они все решают по-своему.
Ночевали у Алексея в избе. Болтали втроем допоздна, смеялись, как давным-давно, в детстве. Лена не ждала ничего, кроме того, что уже было. А было – просто и хорошо.
Больше на выходные выбраться из Москвы у Лены не получилось. Навалились дела.
Следствие будто бы и не велось. Чему там вестись? Следствию и так все ясно. Свидетель есть. Для обвинения хватит. Однако должен был пройти как минимум месяц, чтобы дело оказалось в суде. Так положено по закону. Тщательное изучение показаний. Справки, характеристики. На все это требуется время.
Доменика вызывали несколько раз на допросы. Являлся он в сопровождении адвоката. Разговоры велись ни о чем, намеками. Спрашивали, не надумал ли он.
– Что именно надо надумать? – спрашивал Доменик.
– Это известно вашей матери, – такой давался ответ.
Удивляла всех спокойная уверенность Афанасии, Доменика и адвоката. Суд их не пугал.
– Ничего, в суде все решится, поверьте, – успокаивал адвокат.
Время тянулось медленно. Но дожили и до суда.
Накануне собрались во флигеле у Афанасии Федоровны.
Леший веселил публику выдержками из книги «Беспорядок в американских судах». В ней собрали реальные выражения, произнесенные в зале суда:
ЮРИСТ: Вашему сыну, двадцатилетнему, сколько ему лет?
СВИДЕТЕЛЬ: Ему двадцать… Точно, как уровень вашего IQ.
ЮРИСТ: Вы присутствовали, когда была сделана ваша фотография?
СВИДЕТЕЛЬ: Вы что, издеваетесь?
ЮРИСТ: Итак, день зачатия был восьмого августа утром?
СВИДЕТЕЛЬ: Да.
ЮРИСТ: И что вы делали в это время?
СВИДЕТЕЛЬ: Я трахалась.
ЮРИСТ: У нее было трое детей… Так?
ОБВИНЯЕМЫЙ: Да.
ЮРИСТ: Сколько из них мальчиков?
ОБВИНЯЕМЫЙ: Ни одного.
ЮРИСТ: А сколько было девочек?
ОБВИНЯЕМЫЙ: Ваша честь, по-моему, мне нужен другой адвокат… Можно мне адвоката не идиота?
ЮРИСТ: В связи с чем был прерван ваш брак?
СВИДЕТЕЛЬ: В связи со смертью.
ЮРИСТ: И в связи с ЧЬЕЙ ИМЕННО смертью он был прерван?
СВИДЕТЕЛЬ: Угадайте…
ЮРИСТ: Вы могли бы описать того человека?
СВИДЕТЕЛЬ: Среднего роста, с бородой.
ЮРИСТ: Это был мужчина или женщина?
СВИДЕТЕЛЬ: Если в город не приехал цирк, я думаю, что это был мужчина.
Смеялись до слез. Умоляли списать слова. Вспоминали собственные приключения.
– Мань, помнишь, как в паспортном столе меня попросили: «Елена Михайловна, назовите свое отчество»?
– А меня, беременную на девятом месяце, ассистентка у дантиста, заполняя карту, попросила пол назвать. В Копенгагене, кстати, – подхватила Маня. – И я разозлилась, сказала: мужской. Представьте, она так и записала! Глазом не моргнув.
– В общем, похоже, весь мир – цирк, – поддерживала общее веселье Афанасия.
Лена смотрела на нее и училась. Ведь завтра… Кто знает, чем все закончится завтра? Но сила человеческого духа и заключается в том, чтобы заранее не предаваться тоске, страху. И вот этой силы и у Афанасии, и у ее сына было в избытке.
Да, завтра в город приедет цирк…
Жаль только, что в представлении придется участвовать тем, кто совсем этого не хотел.
Суд
Доменик Новикофф.
Кононенко Диана Владимировна.
Подсудимый и потерпевшая.
Небольшая комната для судебных заседаний до отказа наполнилась людьми. Маня сумела организовать внушительную группу журналистов. Прибыли даже дипломаты. И многочисленные друзья Риты, Гоши и Свена.
Лену не оставлял страх за Доменика. Тягучий, тошнотворный страх. И мысли предательские неотступно сверлили мозг. Все-таки зря он не улетел! Мог! Мог! И пусть бы этим, тупым, темным, все досталось. Мало разве и так отнято за все эти годы?
Лена достала молитвослов и открыла заложенную страничку: Молитва о в узах сущих. Конечно, приговор еще не вынесен. Но разве неясно, что раз дело дошло до суда, оправдательного приговора ждать нельзя! Она несколько раз шепотом прочитала слова, возносимые Богу испокон веков теми, кто надежду на суд людской совсем утратил:
– Господи Иисусе Христе Боже наш, святаго апостола Твоего Петра от уз и темницы без всякого времда свободивый, приими, смиренно молим Ти ся, жертву сию милостивно во оставление грехов раба Твоего Доменика в темницу всажденнаго, и молитвами его, яко человеколюбец, всесильною Твоею Десницею от всякаго злаго обстояния избави и на свободу изведи.
