Лодочник Джек и Перкен переглянулись.
– Хорошо бы так, но каким образом? Герцог Глостер словно обезумел. На всех заставах Лондона удвоена стража. Хватают всех подряд, без разбора. Вдоль городских стен расставлены посты, чтобы никто не смог покинуть столицу при помощи лестниц. Даже Темза перегорожена цепью, и все суда обыскивают сверху донизу.
Филип помрачнел.
– Несмотря на это, нам надо выбраться, и да поможет нам Бог! Конечно, я и Фрэнк можем пройти по дну Темзы, держа во рту стебли тростника. Мы не раз проделывали подобное у себя в Пограничье. Но как быть с леди Анной?
Перкен и лодочник о чем-то негромко потолковали, а затем заявили, что девушку можно провести через все посты при условии, что им поможет Дороти Одноглазая.
– При чем тут эта особа? – поморщилась Анна.
– Ну, она в своем деле мастерица. Так разукрасит вас, что и родной батюшка не признает.
– Я не понимаю…
– Очень просто. Здесь этим многие живут. Здоровенные парни и цветущие девушки меняют внешность, наклеивая волдыри и опухоли из воска, рисуют на лице и на теле язвы, а затем, как заправские калеки, клянчат милостыню возле монастырей и церквей. Есть и преступники, которые, отстояв свое у позорного столба, не могут появиться на рынке или в городе иначе, как изменив внешность с помощью красок, париков и воска. И многие обучаются этому именно у Дороти Одноглазой, которая, пока страшный шрам не оставил столь явного клейма на ее лице, могла менять внешность самым чудесным образом.
Анна вздохнула:
– Что ж, зови ее.
Когда хозяйка появилась в комнате, Анна лишь покрепче сжала зубы и позволила ей разглядывать и ощупывать свое лицо, однако при всем желании не могла скрыть отвращения, какое внушала ей та. Дороти это тотчас заметила и с язвительной улыбкой произнесла:
– Сейчас вы свежи и прелестны, моя принцесса, а я сделаю из вас старуху, нищую, омерзительную ведьму, такую, что ни один королевский лучник не захочет об вас марать руки.
Она увела девушку в одну из отдаленных клетушек, где больше часа провозилась с ее лицом и фигурой. Она пристроила ей на спину горб из тряпья, одела в какие-то несуразные лохмотья, на ноги обула грубые деревянные башмаки, а затем научила, как ходить, по-старчески приволакивая ноги, как кряхтеть и сердито шмыгать носом. Потом она долго занималась лицом Анны, пользуясь мягким воском и медовыми красками. Наконец, вытерев о передник руки, Дороти с удовлетворением оглядела свою работу.
– Готова поклясться Святой Доротеей, моей покровительницей, что редко доводилось мне встречать подобную каргу.
– Уж не переусердствовали ли вы? – спросила Анна.
Ни слова не говоря, Дороти извлекла откуда-то круглое свинцовое зеркальце. С его мутноватой темно-серой поверхности на девушку глядела безобразная ведьма с рыхлым, покрытым бородавками носом, изрезанными склеротическими прожилками щеками и лохматыми седыми бровями. Губы были бескровными, почти голубыми, веки казались опухшими и дряблыми, а из-под грязного холщового чепца выбивались слипшиеся сивые пряди.
– Ты волшебница, Дороти! – с невольным восхищением воскликнула Анна, а та, польщенная похвалой юной графини, небрежно заметила:
– Это еще что. То ли мне приходилось делать!
Когда она ввела девушку в комнату, где ее ожидали Майсгрейв и Фрэнк Гонд, те в первую минуту растерялись и, лишь когда Анна рассмеялась, узнали свою высокородную спутницу.
– Полегче, леди, полегче, – успокоила ее Дороти. – Не забывайте, что это всего лишь грим, который легко испортить.
Потом все обсудили последние детали. Лодочник Джек успел раздобыть для Филипа и Фрэнка длинный тростник и пару тяжелых камней, которые они будут держать в руках, дабы вода не выталкивала их. Договорились, что Джек на лодке будет держаться над ними и, когда опасность минует, подаст сигнал. Перкен взял на себя задачу вывести из города их коней. Филип сказал:
– Двух рыжих и серого в яблоках выведешь за ворота. А еще одного, мышастой масти, продай. Часть денег, что получишь, истрать на три мессы в соборе Святого Павла за упокой души Гарри Гонда. Остальное поделите между собой. Больше я ничего не могу дать вам за вашу преданность.
Анна услышала, как за спиной у нее тяжело вздохнул Фрэнк. Этот мышастый жеребец – все, что осталось от Гарри, от веселого, никогда не унывавшего Гарри…
Четверть часа спустя они вышли на улицу и спустились к реке. День выдался хмурый и сырой. Солнечный свет едва пробивался сквозь мутный полог тумана. Противоположный берег Темзы был почти не виден. Сырость пробирала до костей. Анна с тревогой смотрела на темную глинистую воду Темзы.
– Неужели вы действительно хотите спуститься на дно?
Майсгрейв слегка кивнул.
– О нет! Это ужасно!
– Не волнуйтесь, леди. Мы будем идти близко к берегу, а Джек на «Ласточке Уорвика» все время будет рядом и в случае чего поможет нам.
Анна вздохнула. Они проплыли мимо сумрачных зданий у реки, затем Джек высадил обеих женщин и Перкена, а рыцарь и Фрэнк должны были достичь заброшенной пристани, где им предстояло спуститься под воду.
Анна снова забеспокоилась:
– Не нравится мне все это. Не лучше ли было бы, чтобы Дороти размалевала и вас?
– На это нет времени, – сухо сказал Филип. – Пес не будет ждать нас больше часа. Что же до переходов под водой, то мне и Фрэнку они не в новинку. Куда труднее было пробираться по дну Твида, когда по обоим берегам нас подкарауливали шотландцы.
Он оттолкнул лодку от причала. Анна глядела ему вслед, пока силуэт рыцаря не растворился в пелене тумана.
– Идемте, леди, – поторапливала Анну Дороти Одноглазая. – Чем скорее мы покинем Лондон, тем меньше шансов нарваться на людей горбатого герцога.
Перкен исчез, и теперь графиня Уорвик покорно следовала за своей провожатой по людным улочкам Сити. Только сейчас она почувствовала, что значит быть нищей. Ее грубо толкали со всех сторон, проезжавшие верховые обдавали грязью, ей приходилось жаться к стенам, шлепать вброд по сточной канаве, дабы уступить дорогу другим прохожим. А тут еще уличные мальчишки не давали ей спуску, бежали следом, выкрикивая брань, швыряли вслед комья земли и камни. Один камень ударил Анну в затылок. Она вскрикнула и невольно прижалась к Дороти. Та прикрыла ее собой.
– Чертово семя! – зло прошипела она, косясь на мальчишек. – Такими выходками они могут вам весь грим испортить.
И, прежде чем Анна успела опомниться, Дороти метнулась назад, ловко ухватив одного из негодяев, несколько раз встряхнула и ударила его о стену дома. Остальные тут же кинулись врассыпную, а Дороти с невозмутимым видом вернулась к Анне и, взяв ее под руку, повела дальше.
Анна шла молча. В самую пору было поразмыслить над непостижимостью человеческих судеб и о том, что она, знатная леди, еще вчера брезговавшая даже поговорить с Дороти, теперь льнула к ней, чувствуя в ней надежную и преданную заступницу. Но сейчас ей было не до праздных размышлений. Она едва поспевала за своей провожатой, прижимая к себе большую ивовую корзину, в которой под истлевшим тряпьем лежали ее сапоги и мужская одежда. Грубые старые сабо, ходить в которых девушка была не приучена, натирали ноги, и Анна вскоре захромала вполне натурально.
