Откуда-то вновь донесся жуткий крик. Боль и мука слышались в нем. Ричард чуть повернул голову. Казалось, что этот вопль придал ему силы. Резко поднявшись, он вышел.
– Сэр Рэтклиф! Велите немедленно собираться в дорогу. Мы едем в Шериф-Хаттон.
– Но, ваша милость, на дворе ночь и собирается гроза…
– Да-да… – задумчиво глядя куда-то в сторону, бормотал Ричард. – Собирается гроза… Как это верно, сэр Рэтклиф. Необходимо сделать все, чтобы не дать ей разразиться. Скорее, скорее велите седлать коней! Мы выезжаем немедленно!
Дождь застиг Ричарда в пути. Он мчался как бешеный, и его черный плащ развевался, словно крылья ворона.
Спутники не могли угнаться за его светлостью и, хотя отчаянно погоняли коней, все больше отставали.
Расстояние от Йорка до Шериф-Хаттона было не так уж и велико – хорошим ходом его можно было преодолеть за несколько часов. Но Ричарду казалась бесценной каждая минута. Он понимал, что катастрофа может разразиться в любую минуту, она захватит его и покроет несмываемым позором саму Йоркскую династию. Не время помышлять о троне! Ибо если Йорки будут обесчещены и на руках у него, Ричарда, не окажется такого козыря, как Анна Невиль, знать Англии, не раздумывая, отдаст корону Ланкастерам.
Гроза прошла стороной. Раз-другой полоснула молния, оглушительно прогрохотал гром, а вслед за этим зарядил моросящий, нескончаемый дождь. Ричард все пришпоривал измученного коня. Сэр Рэтклиф и его лучники неслись позади, потеряв герцога из виду. Впереди вставала стена темного леса. Ричард, не замедляя бега коня, влетел под его своды. Тьма здесь стояла кромешная, но Ричард слишком хорошо знал эту дорогу, чтобы опасаться сбиться с пути. Он проломился через заросли ясеня, дуба и калины, а за ними светлеющая меловая дорога вела на вересковые холмы.
Его конь был разгорячен до предела. Животное задыхалось, пена клочьями летела с его боков. Конюшни Ричарда славились на все королевство, и сейчас он сидел на превосходном неаполитанском жеребце. Ричард любил эту лошадь, но сейчас ему было не до того, чтобы ее беречь. Он хотел как можно скорее встретиться с Эдуардом и с его соизволения взяться за выполнение своего плана. Если письмо попадет к Фокенбергу, пока Анна в Уорвик-Кастл, лорд-бастард поднимет восстание в Англии. Какой-то голос в тумане души Ричарда твердил: «Ты же хотел, чтобы в стране вспыхнул мятеж! Твои люди для того и ловят Майсгрейва, чтобы при помощи письма Эдуарда поднять бунт. И вот – мгновение, и все изменилось из-за этой девки, этой дикарки Анны».
При одном воспоминании о том, как девушка разделалась с ним в монастыре бенедиктинок, Ричард заскрипел зубами и так вонзил шпоры, что кровь струями хлынула по бокам коня. «Если Анна будет со мной, уж я сумею ее усмирить, и тогда пусть хоть вся Англия поднимется – плевать. Добыть девчонку, а там Фокенберг пусть играет в свою игру – мне же на руку. Главное – успеть обвенчаться с Анной. Она станет моим щитом от Уорвика, цепью, что прикует ко мне ее отца, лестницей, которая приведет меня к трону».
Моросил дождь. Местами среди пологих холмов, как сумрачные великаны, темнели огромные друидические монолиты, частью стоявшие стоймя, словно опоры некогда возвышавшегося здесь гигантского города духов, частью лежавшие плашмя на склонах. Ричард хорошо знал эти места. Еще ребенком он любил играть среди этих камней то в Вилунда, то в Максима Великого, то в мага Мерлина.
[61]
Замок Шериф-Хаттон, где он провел большую часть своего детства, был уже совсем рядом, и герцог вновь пришпорил храпящего коня.
Дорога описывала дугу вокруг гигантского рухнувшего монолита. Ричард хлестнул коня, желая сократить путь, но жеребец внезапно замедлил бег и встал возле самого камня. У него пресеклось дыхание, он покачнулся и стал валиться на бок.
– Чрево Господне! – возопил горбун, бессильно рванув повод. – Вставай, бестия!
Но несчастный конь только хрипел. Ричард огляделся. Спутники безнадежно отстали еще до леса. Вокруг царила непроглядная тьма, и лишь местами проступали очертания гребней холмов или высокие валуны. Откуда-то издали доносился одинокий волчий вой.
Ричард выругался и, приволакивая ногу, двинулся в сторону Шериф-Хаттона. Под ногами хлюпала вода, мокрый плащ цеплялся за колючки у дороги. Порой герцог оглядывался, высматривая свою свиту, а затем продолжал путь. «Крест честной, никогда еще я так не усердствовал ради Эдуарда! Воистину я сам загнал себя в эту ловушку и теперь попал в зависимость от моего венценосного брата не менее, чем наш изменчивый Кларенс от Делателя Королей».
Спустя полчаса герцога нагнала его свита, и вскоре он уже трубил в рог у ворот замка Шериф-Хаттон.
К королю он проник не сразу. Придворные и слуги Эдуарда были размещены как попало, из чего герцог сделал вывод, что встреча короля с матерью отнюдь не выявила теплых родственных чувств. Что ж, Ричард этого ожидал. Надменная внучка Джона Гонта
[62]
вовсе не собиралась сменить гнев на милость, и всему виною – неравный брак сына. Прием был холодным. Королю и королеве отвели наиболее древние и неуютные покои замка, где от голых гранитных стен веяло холодом, а камины изрядно дымили. От дворецкого Ричард узнал, что венценосная чета расположилась на ночь в угловой башенке, где было теплее, и направился прямо туда, переступая через спавших на полу пажей и придворных. Перед самым входом в покой двое ратников преградили ему путь, скрестив копья.
– Их величества изволят почивать.
Но продрогший, усталый Ричард был уже слишком раздражен, чтобы его остановила такая преграда. Он немедленно схватился за меч, и, если бы стражники не решили, что лучше не связываться с горбатым братом короля, незамедлительно пролилась бы кровь.
Ричард с шумом распахнул двери. Король с супругой спали под большой медвежьей шкурой. В покое было тепло от расставленных по углам жаровен с углями.
Эдуард сонно взглянул на брата. Потом стремительно сел.
– Как ты посмел!..
Ричард неспешно вложил в ножны меч. Он видел, как проснулась королева и, приподнявшись на локтях, натянула до подбородка мех. Эдуард сидел на кровати, слабый свет жаровен тускло высвечивал его сильное волосатое тело.
– Ты с ума сошел, Ричард!
Голос Эдуарда дрожал от едва сдерживаемого гнева. Глостер низко поклонился.
– Прошу прощения, государь…
– Оставь нас, Дик!
– Ваше величество, дело, о котором я пришел поговорить, не терпит ни минуты отлагательства.
– Ко всем чертям!..
Глостер смотрел на брата. В барбакане повисла напряженная тишина. Однако постепенно на лице Эдуарда стали проступать недоумение и тревога. Он сообразил, что если Ричард примчался среди ночи из Йорка, если с него струями стекает вода и весь он забрызган грязью, а камзол пропитался лошадиным потом… Ричард сказал всего одно слово:
