В последнее время, измученная подозрениями и тревогами, она не обращала внимания на свое состояние и лишь пару раз подосадовала, ощущая легкое головокружение по утрам. Но сегодня!..
– Иисусе Христе! Всемилостивый!.. Спаси меня! Сделай, чтобы это было не так!
Однако немного поразмыслив, она с ужасом пришла к заключению, что все признаки указывают на одно – она беременна.
Всхлипнув, Анна закрыла лицо руками, словно пытаясь спрятаться от самой себя. Последствия могли быть ужасающими. Уже три месяца она жила в разлуке с супругом, и теперь вся Англия должна узнать о ее позоре. Нет, о куда более худшем. Сторонники Йорков так горды тем, что у их предводителя появился наследник… Что же будет с ланкастерцами, когда станет известно, что жена их принца собирается преподнести им бастарда?
Она губила дело Алой Розы, она покрывала несмываемым позором род Невилей, род Ланкастеров. Страшно и подумать, что будет с ее отцом, когда все откроется! Делатель Королей всегда так гордился своей младшей дочерью, так превозносил ее ум, смелость, очарование… Он сделал ее принцессой, первой леди королевства, а она отплатила ему столь подлым ударом!
Что теперь будет? Уорвик наверняка отречется от нее, она будет изгнана, а может быть, даже и казнена. Но самым невыносимым было то, что отец наверняка уже не оправится после такого удара. Он никогда не страшился смерти или поражения, но честь семьи была для него столь же свята, как вера в Христа. Отец, дорогой отец… что за чудовище ты взлелеял на своей груди!..
Анна захлебывалась рыданиями. О Небо! Как она могла быть такой беспечной, как могла так долго ходить по лезвию меча, не задумываясь о последствиях. Она ничего не боялась, пока была рядом с Филипом, ибо была слишком опьянена любовью, к тому же еще по дороге в Париж она поняла, что все обошлось. Ее супруг и королева постарались избежать огласки, даже отец ни о чем не догадывался…
О, как она была несправедлива к мужу и свекрови, забывая, что они попросту спасали ее доброе имя. Она сбежала от них и, едва увидев Майсгрейва, вновь ринулась к нему, словно мотылек на пламя светильника. И судьба, которая была столь долго терпелива, наказала ее за своеволие. Что ждет ее теперь?
Анна слышала, как отбивает ночные часы колокол в соборе. Все спало во дворце епископа, и никто не слышал рыданий принцессы.
– Господи! Теперь мне остается только умереть! Только кровь сможет смыть пятно позора с моей семьи…
Всхлипывая, она поднялась и подошла к секретеру, где среди прочих безделушек лежал увесистый нож для разделывания мяса и овощей. Он был откован из доброй шеффилдской стали и тускло поблескивал при свете ночника.
Какое-то время Анна подержала его в руке, словно взвешивая. Она не могла решиться. Самоубийство – смертный грех. Совершив подобное, она покрыла бы себя не меньшим бесчестьем. Что будут говорить в Англии, когда станет известно, что юная принцесса Уэльская лишила себя жизни?..
Она осторожно вернула нож на место. Нет, девушек, которые кидались в колодцы, травили себя зельями или вешались, чаще всего подозревали именно в тайной беременности. К тому же результат будет тем же: худая молва, разброд в стане Алой Розы и бессильное отчаяние Делателя Королей.
Анна уже не плакала, впав в какое-то оцепенение. Глаза горели, сердце мучительно ныло. С улицы донеслось бряцанье стали и хриплый голос ночного сторожа:
– Второй час ночи! Все спокойно. Почивайте с миром.
Анна огляделась. Все было как всегда. Мерцали уголья в жаровнях, плавал огонек в бронзовой, в форме ладьи чаше ночника, стрекотал сверчок. Изменилась только она, переступив грань, за которой только скверна и адские муки. Нет больше такой молитвы или покаяния, которые очистили бы ее!
На маленьком столике возле кровати лежали ее кольца и ладанка, когда-то подаренная Филипом. С ее помощью она зазвала Филипа в гостиницу «Леопард». Медленные слезы текли из ее глаз. Она вспомнила, сколь счастлива была тогда, как упивалась его нежностью и лаской… Лучше бы он и вовсе не приходил, исчез из ее жизни навсегда!
Она ощутила злость. Ведь он знал ее, знал, насколько она безрассудна и безоглядна. Он мог поберечь ее… Но было и другое. Сколько раз даже в Кентербери, неся бремя покаяния, она предавалась мечтам о той роковой и полной блаженства ночи! Словно впав в безумие, она никак не могла насытиться его ласками. Фил, Фил… Что за греховный сосуд – человеческое тело, если оно даже на пороге гибели не может забыть тех утех, что были ему дарованы?
Она взяла ладанку со святой реликвией и осторожно поднесла к губам. Когда в Париже Филип Майсгрейв преподнес ее Анне, у него тогда были нестерпимо печальные глаза, а ее сердце разрывалось от боли. Тогда ей казалось, что большего страдания не бывает в этом дольнем мире. Они расставались навсегда, и боль, что рвала ее душу, была непереносимой. Сколько же раз после этого она приникала к этой ладанке, моля лишь об одном – о новой встрече с Филипом. И святыня откликнулась, соединив их, но эта встреча оказалась гибельной для Анны.
Принцесса вскинула голову.
– Нет, я слишком пылко желала этого, чтобы смириться!
Внезапно ей пришла в голову отчаянная мысль. Она родит этого ребенка. Он будет Ланкастером! Ей придется нести крест своей лжи всю жизнь, ежечасно сжигать себя на костре раскаяния, дав престолу бастарда, но ребенок Филипа Майсгрейва – это лучшее, что могла преподнести ей судьба.
Она осторожно провела рукой по животу и улыбнулась. «Об этом никто не узнает. Я сделаю так, что ни супруг мой, ни королева Маргарита ни о чем не догадаются. Если понадобится, я поеду во Францию и брошусь в объятия Эдуарда. Да, завтра же вечером я отправляюсь в Дувр! Фокенберг не откажется переправить меня через Английский Канал!»
За окном уже брезжил рассвет, когда Анна забылась тяжелым сном. Утром ее не будили; когда же она проснулась, солнце уже заливало светом опочивальню. За дверью Анна различила сердитый голос Сьюзен Баттерфилд, распекавшей новых фрейлин, которых подобрали для Анны из местного дворянства.
– Неужели нельзя усвоить, что, когда вы укладываете одежду ее высочества в сундук, необходимо прокладывать каждую вещь душистой травой! И потом – почему никто не следит, чтобы после прогулки шпицу мыли лапы? Вы только взгляните, какие следы оставил этот паршивец на коврах!
Леди Сьюзен уже возвратилась из монастыря. Наверное, вечером появится и Бланш. Какое счастье, что она отослала обеих! Ибо эти двое, будь они при принцессе, немедленно догадались бы, что с нею происходит.
Поднявшись, Анна кликнула фрейлин и велела себя одеть. Есть ей не хотелось, и теперь она решила сразу же отправиться к мессе.
На обширной площади перед собором толпилось множество паломников. Были здесь и вельможи, и нищие, и пилигримы, явившиеся из других стран с посохами в руках. Мужчины, женщины, старики, дети, калеки – все они длинной вереницей двигались к собору, и их пение сливалось с перестуком молотков, скрежетом пил и криками каменщиков, трудившихся на лесах вокруг еще незавершенной центральной башни собора.
