Анна разглядывала все это почти машинально, размышляя, куда мог направиться Джордж Невиль: в монастырь ли при храме или возвратился во дворец, однако ее внимание неожиданно привлекли доносившиеся откуда-то слева голоса. Она бы ни за что не различила их, если бы не абсолютная тишина в соборе, ибо они были не громче шороха мышиных лапок. Анна осторожно двинулась в ту сторону, откуда шел звук, и вскоре различила свет за приоткрытой дверью. Этот ход вел в зал капитула, где Анна никогда не бывала. Зал принадлежал монастырю аббатства, и вход мирянам, тем более женщинам, туда был заказан.
Какое-то время она постояла в нерешительности, а затем легко, как тень, скользнула в узкий сводчатый коридор. В конце его, за полуоткрытой дверью, виднелся готический зал в форме многогранника с выложенным изразцами полом, в самом центре которого уходил вверх тонкий пучок мраморных колонн, от которого во все стороны, как крона пальмы, расходились нервюры свода.
Несколько мгновений Анна рассматривала великолепный зал, освещенный двумя серебряными канделябрами, и не сразу заметила епископа Невиля, сидевшего на возвышении близ одного из огромных, во всю стену, окон.
Лицо епископа оставалось в тени, руки, унизанные массивными перстнями, бессильно свисали с колен, а вся поза выражала такое отчаяние, такую подавленность, что Анна, привыкшая видеть дядю бодрым и исполненным достоинства, была поражена.
Рядом с Джорджем Невилем маячила темная фигура священника, который что-то говорил епископу, но отраженные сводами звуки странным образом дробились и разлетались, так что Анна не могла разобрать ни слова. И в то же время нечто в высокой дородной фигуре священника, облаченного в черную рясу с капюшоном, показалось ей знакомым. Она вся обратилась в зрение и слух, и в этот миг говоривший повысил голос, и принцесса отчетливо расслышала:
– И тогда неминуемо произойдет кровопролитие, погибнет множество невинных людей!
– Горе, горе мне! – воскликнул епископ, воздевая руки и тут же бессильно роняя их на колени. Голова его поникла.
Наступила тишина. Анна затаила дыхание, опасаясь выдать себя. Она узнала этот молодой и надменный голос: Джон Мортон. В дороге Стэнли говорил ей, что, уезжая, Джордж Кларенс оставил в Лондоне своего капеллана, а ее дядя приблизил к себе способного и образованного молодого священника. Но чтобы Джон Мортон мог иметь такое влияние на Джорджа Невиля, Анна и представить не могла.
Мортон высился над епископом как неумолимый судья, гордо выпрямившись и скрестив руки на груди, и в его позе не было и доли того смирения, которое приличествует священнику, представшему перед духовным главой. Он вновь повел речь, но так тихо, что принцесса смогла разобрать лишь отдельные слова в торопливом потоке речи.
– Горожане… сильный король… ворота… благословляет… безумец… не забыли услуг… всегда с уважением… роковая ошибка…
Анна не могла связать эти обрывки воедино, сколько ни вслушивалась. Неожиданно где-то позади раздался громоподобный лай, женские крики и детский плач. Священнослужители встрепенулись, а Анна со всех ног кинулась назад по проходу.
Перед алтарем в круге света она увидела огромную тень Соломона и двух женщин. На руках у одной заходился в крике ребенок, двое мальчиков постарше, хныча, жались к юбкам другой. Соломон гремел лаем, эхо которого, казалось, наполняет огромный свод.
Анна бросилась к алтарю и рванула дога за ошейник. Женщина с ребенком тут же метнулась прочь и исчезла в темноте бокового нефа, другая же, прижимая к себе детей, медленно отступала, с ужасом глядя на собаку.
– Спокойно, Соломон, спокойно! – приказала Анна и взглянула на перепуганную мать. Она хотела было сказать несколько ободряющих слов, но вдруг замерла.
Под отороченным дорогим мехом капюшоном сияло поразительной красоты лицо: точеные черты, огромные фиалковые глаза под тонкими дугами бровей. Золотистая прядь падала на чело женщины, и Анна тотчас поняла, кто стоит перед ней.
Какое-то время обе женщины неотрывно смотрели друг на друга, потом королева Элизабет отступила в тень, увлекая за собой сыновей. В ту же секунду рядом с принцессой возник запыхавшийся епископ Невиль.
– Кто позволил пустить пса во храм! Анна? Так это ты снова взялась за свои сумасбродные выходки, едва успев вернуться?!
Анна глядела вслед удаляющейся королеве, пока ее силуэт и хрупкие фигурки ее сыновей не исчезли под сводами одной из галерей. Почти не думая, она ответила:
– Я не брала Соломона вовнутрь. Он, видимо, устал ждать меня под дождем и сам прокрался сюда. А тут случилась Элизабет Вудвиль с детьми.
Она круто повернулась к епископу.
– Что, разве эта женщина может свободно входить сюда?
– Она находится под защитой церкви. Я сам разрешил ей, когда прихожан нет в соборе, молиться перед алтарем.
Голос епископа ослаб, в глаза племяннице он не смотрел.
– Ты давно уже здесь, Нэн?
– Мне сказали, что вы молитесь у гробницы Эдуарда Исповедника. Но вы были в зале капитула, беседуя с капелланом герцога Кларенса.
Епископ опустил глаза и медлительно погладил холеную бороду. Отблеск свечи скользнул по его перстням, и Анна увидела, как подрагивает рука Джорджа Невиля.
– О каком кровопролитии вы говорили, дядюшка? – в упор спросила принцесса.
– Мы говорили о событиях, которые могут произойти в самое ближайшее время, поскольку твой отец и Эдуард Йорк готовы вот-вот столкнуться…
Он говорил, по-прежнему не глядя ей в лицо.
Анна решила не отступать:
– Вы были так подавлены, и он как будто приказывал вам. Это странно.
Епископ выпрямился.
– Я просто был утомлен. А Джон Мортон – неглупый молодой человек, и порой мне доставляет удовольствие побеседовать с ним.
– Куда же он исчез так поспешно, словно сбежал при виде меня?
– Я отправил его в клуатр
[45]
с поручением. А теперь идем. Не место пса там, где молятся Богу.
Он направился к выходу, и Анна, увлекая Соломона за ошейник, последовала за ним.
Дождь наконец утих. Было слышно лишь мелодичное падение капель да журчание воды по водостокам. Анна и епископ остановились под сводом портала. Над их головами горел кованый чугунный фонарь, и его багровое пламя отражалось в лужах. Соломон сбежал было по ступеням, но, увидев, что хозяйка не спешит, вернулся и сел у ее ног.
– Зачем я тебе понадобился в такое время? – спросил епископ.
Анна смотрела на брата отца. У него были такие же, как и у Уорвика, светло-зеленые широко поставленные глаза, но волосы казались более светлыми. Впрочем, это седина. За последний год Джордж Невиль сильно сдал. Даже его борода стала пегой от седины. А ведь второму Невилю было не более сорока. Анна вдруг почувствовала прилив нежности к нему.
