Какое-то время они молчали, пока наконец принцесса не спросила, какое теперь время суток. Дебора овладела собой.
– Когда я шла сюда, отзвонили к утрене.
– Три обморока кряду, – вздохнула Анна.
Дебора подошла к столу.
– Я принесла вам немного подкрепиться, леди Анна. Здесь рыба, фрукты, вино.
Анна неожиданно почувствовала, что голодна, и это обрадовало ее. Она набросилась на еду с волчьей жадностью.
Дебора вскоре ушла. Она по-прежнему боялась взглянуть Анне в глаза. Когда она уже поднималась по ступеням к окованной железом двери, принцесса сказала ей вслед:
– Не говори только Изабелле, в каком состоянии ты меня нашла. Ей не станет лучше, если она узнает о проделках Джорджа.
Дебора, не оборачиваясь, замерла у двери.
– Храни вас Господь, леди Анна, – только и сказала она.
Больше она не появлялась. А через какое-то время в подземелье, тяжело переваливаясь, спустилась грязная, хромая толстуха. Она принесла принцессе одежду, ибо платье Анны было изорвано в клочья. Когда Анна попыталась заговорить с толстухой, та ответила нечленораздельным мычанием, тыча пальцем себе в рот. Она оказалась немой. Тот, кто заправлял всем этим там, наверху, очевидно, не был уверен в лояльности Деборы и предпочел изолировать ее от принцессы.
Вскоре Анна потеряла всякое представление о времени. Здесь, под землей, не имело значения, день или ночь наверху. Немая толстуха регулярно приносила ей пищу и воду, но не задерживалась и лишней минуты. Она выглядела забитой и напуганной, так что всякий раз, когда Анна обращалась к ней, испуганно вздрагивала.
Почти все время принцесса лежала, уставившись в сводчатый потолок и размышляя о том, сколько ошибок она наделала за свое недолгое пребывание у власти, и порой ей хотелось кусать пальцы от отчаяния и злости.
Теперь деяния многих из ее окружения представлялись совсем в ином свете, и Анна дивилась тому, что не могла их сразу распознать. Теперь она понимала, что, несмотря на то напряжение, в котором она жила в последнее время, она слепо полагалась на то, что высокое положение оградит ее от многих неприятностей. Немалую роль в этом играло сознание того, что отец не допустит, чтобы его Анне осмелились причинить вред.
И вот теперь выходило, что несокрушимый Делатель Королей оказался в ловушке, из которой нет выхода, причем сам он об этом даже не помышляет, в то время как кольцо вокруг него стягивается все туже и туже. Она начинала плакать и плакала так громко и отчаянно, что однажды стороживший ее лучник открыл дверь и осведомился, не случилось ли чего. Анна запустила в него кружкой, но грубый вояка лишь расхохотался.
Как ни странно, за Анной неплохо присматривали. У нее всегда был запас факелов, чтобы она не оставалась в темноте, ее регулярно снабжали теплой водой. Пища была вкусна, хорошо приготовлена и будила аппетит. Прислужница подчас с удивлением взирала на пленницу, с готовностью усаживающуюся за стол и отведывающую то или иное блюдо. Анна обычно съедала все без остатка. Маленькая жизнь, что теплилась в ней, требовала своего, несмотря ни на что.
Потеряв счет дням, Анна полагала, что находится в подземелье чрезвычайно давно. Порой ее охватывал страх, и она начинала метаться по камере, громко крича или барабаня в дверь, пока стражник не отпирал. Правда, это происходило всего лишь дважды, и в ответ на ее яростные крики стражник едва не столкнул ее с лестницы.
Рисковать Анна более не решилась: несмотря на свое отчаянное положение и полную безысходность, она ни за что не желала потерять своего ребенка, вместе с тем сознавая, что теперь-то ей наверняка не удастся убедить кого-либо, что это дитя Эдуарда Ланкастера. Впрочем, это ее не беспокоило. Здесь все казалось иным, чем наверху, когда она была блистательной принцессой Уэльской, той, за которой пристально следили сотни глаз. По крайней мере, если возникнет необходимость, она объявит, что подверглась насилию, а Деборе придется подтвердить, что так оно и было.
Ее раны затянулись, ушибы перестали ныть, голос вновь стал звонким. И все же ею овладела глубокая апатия. Она даже перестала бояться крыс, которые порой шныряли в этом каменном мешке и поначалу безумно пугали ее. Поэтому, когда в некий день вместо прислужницы к ней явилась баронесса Шенли, она лишь вяло взглянула на нее и осталась сидеть на постели, обхватив колени руками.
Дебора стояла перед нею все с тем же удрученным видом. Она была одета в облегающее голубое платье и превосходный плащ из белого бархата, обшитый богатым галуном. Широкий капюшон был накинут на голову, прикрывая небольшую раздвоенную шапочку баронессы.
– Отменно выглядите, леди Дебора, – вяло проговорила Анна. – Беременность только красит вас.
Дебора изумленно взглянула на принцессу.
– Почему вы решили, что я в положении, ваше высочество?
– Так утверждала Изабелла, когда всеми правдами и неправдами стремилась заманить меня на вашу свадьбу. А разве это не так?
– По-моему, еще рано судить об этом. Прошла всего лишь неделя со дня моего прискорбного венчания.
Анна искренне удивилась:
– Неделя? Мне показалось, никак не меньше месяца.
Дебора наконец подняла глаза, и Анне показалось, что на ее ресницах блестят слезы. Она поморщилась.
– Ради Бога, только не надо слез. К чему они, если ты не в силах мне помочь.
– Да, это действительно так… Но, я надеюсь, теперь мы можем видеться чаще и я постараюсь хоть немного скрасить ваше заточение.
– Премного благодарна. Но что случилось? Изабелла снизошла к несчастной сестре? Кстати, роды прошли благополучно?
– Герцогиня родила мальчика. Его уже окрестили Эдуардом, в честь брата герцога.
– Что ж, Эдуард будет доволен, когда вступит в Лондон.
– Он уже здесь, миледи. Король Эдуард ныне пребывает в Вестминстере. И, я надеюсь, он велит предоставить вам наконец подобающее помещение.
Анна ошеломленно смотрела на баронессу. Постепенно смысл сказанного дошел до нее.
– Эдуард в столице? А отец? Что с моим отцом?
– Его величество достиг Лондона раньше Делателя Королей.
Анна молчала, и Дебора заговорила вновь:
– Его величество, Эдуард IV, прибыл вчера на рассвете. Его кортеж остановился перед запертыми воротами, и толпы горожан высыпали на стены, приветствуя его. Некоторые сторонники Йорков двинулись в Лондон по Темзе, и их никто не задерживал. Наоборот, их встретили цветами и девушки дарили им поцелуи. Однако основные королевские силы оставались за городом, поскольку в любой миг епископ Невиль мог отдать приказ отрядам Ланкастеров в столице выступить против них. Но этого не произошло. Ваш дядюшка сам выехал навстречу королю и распорядился открыть все ворота, чтобы впустить армию йоркистов.
Анна хранила мрачное безмолвие.
