— Отдай их в жертву лесу, воевода. Кто-то должен был пострадать, дабы мы прошли, иначе нельзя. Остальным же это наукой будет.
Претич сперва не соглашался. Отдать собственных кметей в жертву лесу? Да с какой стати? Однако и впрямь ни у кого больше не возникло желания отправляться в заросли, наоборот, сбились в кучу, двигались бок о бок, некоторые даже положили руки на рукояти тесаков, копья держали наизготовку, словно в любой миг ожидали нападения. Но тихо все было. Так тихо, что… Никто не хотел признаваться, что ему страшно. И видя, как люди упали духом, Свенельд повелел запевать песню. Сам же первый и начал:
— Погляжу я на рассвет, погляжу,
О красе его родимой расскажу…
Воины сперва нестройно стали подхватывать:
— Отпусти меня, родная, в дальний край, отпусти,
У печи меня, у прялки не держи, не держи.
И уже все дружно затянули:
— И как вылечу я в мир ясным соколом,
Как помчит меня тот конь удалой, —
Где же дом мой, где старушка родимая?
Да где встретит меня ворог лихой?
Ужо я ему!..
Даже присвистывать начали, заулыбались, довольные, что заглушили песней гнетущую тишину леса.
Ольга ехала на своей буланой кобылке в середине отряда кметей, стремя в стремя подле Свенельда. Княгиня была поражена увиденным, молчала, уйдя в свои думы. Она провела всю жизнь среди людей, ее окружали заботой и оберегали, а она, вся в делах, особо о нежитях и не задумывалась. Да и Свенельд ей не единожды говорил, что нежить пуглива и большого скопления людей не выносит, таится и прячется от шумного людского многоголосья. Но тут был лес, древляннский, дикий, полный тайн. И ощущение чародейства было так же осязаемо, как и гудение комаров: неприятно, но приходится терпеть. К тому же Ольга сама вызвалась ехать в древлянские леса, чтобы Мал и его волхвы не заподозрили ее в тайных умыслах, чтобы выиграть время, пока ее люди собирают рать, готовясь к большому походу на восставшее племя. Ей казалось, что она все верно продумала. И только тут наконец поняла, какая опасность в лесах этих.
Следом за задумавшейся княгиней шагом вели коней ее прислужницы, за ними ехала ведьма Малфрида, коня которой вел под уздцы Претич. Молодой воевода все еще переживал, что пришлось бросить своих кметей, но уже и он начинал подпевать залихватской песне дружинников. Те весело горланили:
— Разыгралась в жилах кровь молодецкая,
Удаль рвется показать себя барином.
Полегли враги в степи, едут витязи, —
И хазарин побежит за хазарином.
Ужо я ему!..
Отряд возглавлял верный ярл Свенельда Торбьерн, не единожды уже бывавший тут. Сейчас он медленно правил своим косматым вороным конем, вглядывался в лесной сумрак в чаще, сгибался к луке седла, когда ветки нависали уж больно низко, некоторые хлестко успевал срезать острым мечом, который потом укладывал поперек конской холки, чтобы иметь к себе поближе. Да и выглядел Торбьерн, будто приготовился к бою: из-под варяжского округлого шлема ниспадали его медно-рыжие заплетенные в косы волосы, сильный торс в чешуйчатом доспехе, колени покрывают пластины поножей. Торбьерн правил вороным движением сильных ног, оставляя руки свободными, был насторожен, даже залихватская песня позади его не отвлекала от наблюдения за узкой тропой — всем, что осталось от пролегавшего не так давно тут большака. Ярл не единожды ездил к древлянам со Свенельдом и хорошо знал, какова эта чаща, что может скрываться в ней. Но сейчас эти места казались варягу незнакомыми. Вокруг смыкался стеной какой-то чужой лес, было сумрачно, еще только за полдень перевалило, а деревья едва чернели на фоне серого неба. Торбьерну вдруг показалось, что он понятия не имеет, где находится. Ишь как все заросло. Тролли бы забрали этот лес!
Торбьерн так и произнес негромко — «забери тролли». И тут же почувствовал, как ему на спину что-то свалилось. Торбьерна спасла только многолетняя выучка, которая заставила тело двигаться скорее, чем сообразит голова. Мышцы вмиг напряглись, мешая мощному захвату обхвативших его многочисленных лап-веток, кисть с мечом уже крутанулась, перерубив первые из них, и ярл смог втянуть воздух, готовясь для нового удара.
Со своего места Свенельд только и увидел, как сверху на Торбьерна рухнула какая-то коряга. Посадник резко вскинул руку, закричал, приказывая остановиться и выхватив меч, загородил собой княгиню. А там впереди него ярл возился с каким-то похожим на кустистую корягу существом, конь под ним шарахнулся, взвился на дыбы, и ярл вместе с нападавшим рухнул с седла на землю, продолжая изворачиваться и лягаться, покатился по земле, словно окутанный ветками клубок.
Кмети из отряда сперва опешили, потом вперед кинулся Претич, на ходу выхватывая хазарскую саблю, закричал. Но и потом остановился, наблюдая, как вырвавшийся из оплетавших его сучьев ярл рубит выхваченным из-за пояса боевым топором это барахтающееся и сучащее лапами-ветками существо. Только щепа полетела. Извивающиеся корявые сучья отпадали, некоторые сперва сами собой поползли к варягу, но замерли, когда он с размаху разрубил ствол коряги, словно в этом стволе и была их основная сила. И звук был почти обычный, как будто полено сухое дровосек разрубил.
Претич стоял замерев, широко открыв глаза. Когда одна из полуживых лап-веток рядом шевельнулась, сначала отскочил, а потом ловко и быстро перерубил ее пополам саблей.
— Ужо я тебя!..
Позади княгини испуганно верещали ее женщины. Сама она и не заметила, когда вцепилась в Свенельда. Но вот все стихло, и она словно смущенно отпрянула от посадника, выпрямилась в седле. Видала, как Торбьерн пнул ногой рассеченную корягу, даже ухмыльнулся довольно.
Ольга почти спокойно произнесла:
— Ну и что это было?
Проезжавшая мимо Малфрида ответила:
— Оплетень. Живая коряга, какая может оплести и задушить, если с ней не справиться. Этот рыжий варяг справился.
Она подъехала и с высоты седла разглядывала оплетня. Ну коряга и коряга, или, скорее, живой куст с множеством суковатых веток. Если бы Торбьерн не сумел так скоро вырваться из захвата, сила оплетня лишила бы ярла дыхания, убила, высосала бы кровь. Оплетень всегда опасен, он нелюдь, которому хочется теплой людской крови.
Малфрида сказала Торбьерну:
— Или ты, варяг, слово какое лихое сказал, или отъехал далеко от волхвов. Впредь ближе к своим держись, а то тебя охранительное заклятие не спасет.
— Троллиная порода, — сплюнул ярл. — Сила есть, но тупые и драться не умеют. Нам ведь уже с таковым приходилось сталкиваться, а, Свенельд?
А вот Претичу еще такого видеть не доводилось. На лице парня даже словно веснушки потемнели, так побледнел. Но спои кмети уже подходили, и он невозмутимо подбоченился. Подъехавшему Свенельду лукаво подмигнул.
